Мира Медунова - Кара отверженного

Умиротворяющая тишина леса, несомненно, помогала юноше сохранять присутствие духа. Высокие деревья вздымались вокруг, создавая ненадежное чувство защищенности. Трава мягко шелестела под ногами. Марио оправил свою старую школьную накидку. Лицо его, кажется, ничего не выражало, но в глазах светилась мрачная решимость.

В сущности, у него ничего не осталось. Все земли, деньги и драгоценности, что принадлежали его роду, теперь во власти Дарроу. И он сам безраздельно принадлежит им. Естественно, ему это не нравилось. Он не хотел видеть этого Кристиана. Не хотел переезжать в его замок. Он жаждал полного уединения, тишины и покоя. Его не угнетало ни презрение одноклассников, ни вечное одиночество – смерть дорого родителя притупила его чувства, лишила возможности страдать, как, впрочем, и радоваться.

Он не хотел уезжать из академии. Это определенно. Незримое будущее представлялось ему зловещим и напряженным, он с трудом представлял, что с ним будет через несколько лет, отчего тревога и досада лишь усиливались. Но тут внезапные шорохи заставили его отвлечься от неприятных догадок. Оглянувшись, парень увидел Льюиса, веселого и, как всегда, что-то поющего:

– Я так и знал, что ты здесь! – оживленно сказал мальчишка. – Вечно удираешь, как представится возможность.

– А ты вечно находишь, – тихо произнес Марио, продолжив путь.

– Да, нахожу,– усмехнулся тот.– Но ты ведь не против.

– Нет, не против. Сегодня мы расстанемся. Я признателен за все, что ты для меня сделал.

Льюис удивленно уставился на него. Марио никогда не говорил с ним так серьезно и искренне. По правде говоря, он и разговаривал-то редко. И, как правило, использовал два-три незначительных слова, когда Дамоне уж слишком упорно дожидался ответа.

– Да что я такого сделал? – сказал парнишка, дружески хлопнув его по плечу.– Мы ведь друзья. И всегда будем друзьями. Я уверен, это не последняя наша встреча.

Марио незаметно усмехнулся. Он и не догадывался, что расставание с весельчаком Льюисом окажется таким горьким и непереносимым.

– Ты из графства Тристен, да?

– Угу! Надеюсь, ты однажды навестишь меня.

– А мне даже сказать нечего. Я пока не знаю, где буду жить.

– Но ты ведь напишешь мне, когда устроишься?

– Смотря как устроюсь,– хмыкнул Марио.

– Да как угодно! Мы же друзья, в самом деле.

– Друзья… Приятное слово. Но не всегда надежное.

– Так, хватит нудить! Вернемся в академию. Едва ли нам еще доведется позавтракать в родном заведении.

Марио не стал спорить, но эти слова породили в его сердце жестокую тоску. Неопределенность будущего страшно угнетала его и приводила в отчаяние. Словно поврежденная лодка на высоких волнах, жизнь несла его к зловещему завершению.

Слуги проворно упаковали его вещи, и остаток дня он напряженно готовился к встрече со своим супругом. Его комната, просторная и ярко освещенная, в этот день вызывала странные приступы горечи и досады. Несмотря на презрение со стороны многочисленных сверстников, Марио привязался к этому месту, как к родному дому. И уезжать отсюда для него значило покидать родную обитель.

Но что он мог поделать? Герцог из древнего аристократического рода, ему предназначено исполнить долг, о котором много лет назад договорились его предки. Бессилие не дает ему права воли. Он должен делать то, что должен. Не в его силах изменить положение.

Вечером, когда солнце только начало заходить за горизонт, двор академии переполнили роскошные кареты, явившиеся за своими аристократичными выпускниками. Марио запахнулся в свое темно-серое пальто, глядя, как Льюиса встречают родители и младшие братья. Мальчишка выглядел таким счастливым и задорным, что наследник рода Андреасов невольно усмехнулся. Радость за друга успокаивала его и отвлекала от грядущего знакомства с Кристианом Дарроу. Льюис оглянулся, помахал ему, Марио помахал в ответ.

И тут во двор академии ворвалась сияющая карета, запряженная четырьмя великолепными гнедыми скакунами. Остановившись чуть ли не в полуметре от замершего юноши, скакуны исступленно заржали, и тут из повозки выскочил красавец-альфа. Богатая одежда, состоящая из нарядного черного камзола, усеянного золотыми пуговицами, и роскошного черного плаща, отороченного мехом горностая, указывала на несомненную знатность его положения. Ровные совершенные черты лица, красивая загорелая кожа, глаза пронзительно зеленые, словно настоящие изумруды, и густые пепельные волосы.