Елена Обухова: Магический спецкурс. Второй семестр

Веселилась ли? Или сидела в углу, переваривая слова Нормана? Или делала вид, что веселюсь, а сама переваривала?

Я снова закрыла глаза, пытаясь представить себя в этой гостиной и надеясь на новое озарение. Однако в этот раз что-то пошло не так, я провалилась куда-то не туда.

В богато украшенном зале передо мной стоял красивый светловолосый мужчина. Его лицо перекосило от ужаса, он испуганно пятился назад, а над нами гремел незнакомый женский голос:

– Пока я существую, ни ты, ни твой род никогда не будете править этим миром!

Я резко вдохнула, снова чувствуя себя заледеневшей, распахнула глаза и подскочила на ноги. Это еще что такое было? Точно не мои воспоминания. Это же не могут быть мои воспоминания?

Почему мне становится холодно каждый раз, как удается что-то вспомнить? Ну, или не вспомнить, а увидеть . Ответа я не знала, но через какое-то время решилась снова закрыть глаза и попробовать погрузиться в воспоминания.

Теперь в голове промелькнуло всего несколько «кадров».

Хильда рассмеялась, и я попыталась улыбнуться, чтобы как-то поддержать ее веселье, но все мысли крутились вокруг предупреждения Нормана, иногда сбиваясь на его последние слова. В гостиной было слишком жарко и невыносимо шумно. Я поднесла к губам стакан с каким-то сладким напитком. После событий бала Развоплощенных вина мне не хотелось, поэтому я выбрала какой-то местный лимонад. У лимонада были незнакомые запах и вкус, что-то фруктовое, наверное, местная экзотика…

Стоп! Я снова разомкнула веки, соединяя в голове сразу несколько точек. Мороженое, которое я ела в компании Нота, и лимонад, который пила на вечеринке, были сделаны из одного и того же фрукта. И именно этот запах я чувствовала несколько минут назад, когда принюхивалась. Почему я чувствовала этот запах сейчас, ведь никакого лимонада поблизости нет?

Однако этот вопрос быстро забылся под натиском еще одного воспоминания: спасаясь от жары забитой до предела гостиной, я вышла на лестницу, села прямо на ступеньки. Вместе с этим лимонадом? Да, я держала в руках большой стакан, наполненный почти до краев.

И потом я увидела поднимающегося по лестнице Нота.

Я не помнила, что произошло дальше. Разговаривал ли он со мной или просто прошел мимо. Не помнила, куда он шел и зачем, если вообще успела узнать. Но это не имело значения.

Он сказал профессору Карр, что не видел меня после утреннего занятия. Почему он так ей сказал?

Я не знала причин, но это выглядело как зацепка, с которой я могла пойти к Норману. Оставалось надеяться, что они с папой не подрались, пока я работала над воспоминаниями в гостиной спецкурса.

Через секунду меня перенесло обратно в кабинет ректора. Однако Нормана тут уже не было, остались только ректор и мой отец. И никто из них, конечно, меня по-прежнему не видел.

– Владимир, вы простите профессора Нормана. Он порой бывает чрезмерно эмоционален.

Папа сидел в кресле, в котором до этого сидела я, сильно хмурясь и стараясь унять дрожь в руках. Слова ректора вызвали у него недобрую ухмылку.

– Можно подумать, у него дочь пропала, а не у меня.

– Норман по-своему привязан к Тане. После того случая в подземельях…

Отец шумно вздохнул и разочарованно покачал головой.

– Не могу поверить, что она нам ничего не сказала. Если бы сказала, возможно, сейчас бы была дома, в безопасности.

– Вероятно, именно этого она и боялась, – пожал плечами ректор.

– Вы найдете ее?

– Норман ее найдет, – уверенно заявил ректор. – Так или иначе. Он упрям и не умеет сдаваться. Даже если только ее тело, все равно найдет.

Папа вздрогнул, с силой стиснул зубы и посмотрел на ректора.

– Думаете, ее уже нет?

– Все на это указывает. Норман не хочет верить, поэтому убедил себя в истории с астральной проекцией. Но вам, я думаю, стоит быть готовым к худшему.

– Как же так… – убитым голосом пробормотал папа. – Неужели все было впустую? Это несправедливо. Все не может так закончиться.

– Справедливости не существует, господин Ларин. Я боюсь, все уже закончилось.

Эти слова прозвучали как приговор. Все уже закончилось. Так зачем же я до сих пор тут? Мне хотелось заплакать, но я не могла: проекции, видимо, не плачут.

Я сама толком не поняла, как и почему снова оказалась в гостиной Нормана. После слов ректора у меня опустились руки. Стало очень жалко родителей. А себя – еще больше. В голове скакали мысли на тему: «Как же так? А как же все мои планы?» В глубине души я понимала, что люди умирают, несмотря ни на какие планы. В любом возрасте. И часто совершенно внезапно, когда кажется, что ничто не предвещало. И все же я никогда не думала, что смерть оставляет так много времени для сожалений.