Ануар Нурмаканов - Дайте мне белые крылья

Часы над магазином показывали, что до утра еще долго. Да и все-равно он не уснет. Погода для позднего октября очень теплая, а такое чистое небо бывает от силы пару раз за год. Почему бы не подняться на крышу, как в старые добрые времена, откопать припрятанные в подсобке книги и не посидеть под светом фонаря? Главное, чтобы никто их не растащил – книги ведь действительно хорошие.

В подъезде на первом этаже мерцал свет. Лифт какого-то черта стал платным. Азат прошел несколько этажей и остановился продышаться. С разбитым носом, полным засохшей крови, каждый глоток кислорода давался с огромным трудом. Будет, конечно, обидно, если выход на крышу закрыт. Его могли заварить, заставить чем-нибудь, просто запереть на замок – хрен его знает, что случилось за столько лет. Но к счастью ничего не поменялось. Азат потянул несколько раз сгнившую дверь, вместе с ржавчиной приросшей к стене – сначала она поддалась, но на полпути застряла на небольшом бугорке отвалившейся краски. Уперся ногой и дернул еще сильнее. В итоге оказался на спине и на локтях, в которых еще пульсировала кровь, напоминая удары ровно 10 минут назад. Но дверь все-таки открылась, и отряхнувшись от пыли на джинсах он полез наверх. Дверь прикрыл совсем немного, чтобы никто не заметил ничего, но и чтобы открыть ее можно было не упираясь в стены и не падая на задницу.

Наверху было свежо и прохладно. Вдали не спали до боли знакомые дома и небольшие ларьки с обжигающими глаза вывесками. Чуть дальше виднелась недавно отремонтированная крыша школы, с которой были не самые лучшие воспоминания, и от того хотелось забыть про нее как можно скорее. А вон за тем поворотом они классом гоняли футбол каждое лето напролет. Все-таки как много таких мест на районе и столько же связанных с ними воспоминаний. Жаль, что человек не умеет делать гигантские прыжки – тогда бы всего за несколько минут удалось побывать и там, и там, а потом вернуться домой, накрыться подушкой и спать до утра.

Все книги целы и невредимы, и даже годы их не сильно попортили. В свое время он тщательно упаковал каждую из них, завернув в несколько тряпок, а потом накрыл старым пластмассовым ящиком, который запросто проживет сотни лет до того, как влага и сырость зябкой осени и холодной зимы убьют драгоценные страницы. Среди всего спрятанного в ящике он больше всего любил Маркеса. 100 лет одиночества он читал чуть ли не тысячу раз, но так и не понял, насколько сам одинок в этом мире. Взял ее в руки, пролистал желтые, местами ломающиеся от старости страницы, закрыл глаза и провалился в оставшийся после бара шум в ушах. Под него и уснул, накинув воротник куртки повыше и укрывшись припасенным именно на такой случай старым одеялом.

Проснулся он от шороха на другом конце крыши. Мозг не хотел просыпаться и до последнего старался остаться за гранью реальности: ему снилось, как он падает с полки поезда на большую сумку с кастрюлями и тарелками, от чего во всем вагоне от грохота и шума все закрывают уши. И сейчас он на крыше, укутанный одеялом, и первые несколько секунд все кажется странным. Что он тут делает? Как здесь оказался и зачем?

Кто-то оказался на крыше, подумал он, когда сонное состояние стало понемногу отпускать. Но он ведь прикрыл дверь! Да и кому нужна эта крыша в такое позднее время? Наверное, кошки или птицы. Но лучше перепроверить – не очень то и хочется, чтобы кто-то разбился пока он тут.

С первого раза и не понять, что делает тут этот человек в большом, не по размеру сшитом пальто. Незнакомец стоял на самом краю крыши, и в кромешной темноте не угадать, что он делает тут. Он почему-то смотрел вниз, и при этом не двигался и не подавал признаков жизни. Если бы было хоть чуток светлее, можно было бы его окликнуть. Только вот в этой темноте его это только испугает – и, не дай бог, он прыгнет…

Азат задержал дыхание, поправил волосы, про которые он всегда вспоминал в очень важные минуты, и медленно, практически не издавая звуков, пошел в сторону незнакомца. В другой любой момент он бы побоялся подходить к чужому человеку, тем более в ночи и такой поздний час. Но что-то подсказывало, что эта фигура вовсе не опасна, а если и навредит, то только сама себе.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он, добравшись до безопасной дистанции.

– Не бойтесь, я не буду прыгать, – голос оказался очень певучим и нежным.

Неужели это девушка, проскользнула первым дело в голове…

– А зачем вы тогда стоите на самом краю?

– А какая вам разница?