– Мать моя собака, – выдохнула я, вспоминая леди Ауэтари, которая никогда ничего не забывала.
– Ты чего? – Марон присел рядом и тоже начал собирать редкие осколки. – Основная масса стекла ушла в траву, будем там собирать?
– Нет. – Я покачала головой и встала, выронив уже собранное стекло. – Мне, может, ничего уже не понадобится.
– Ты чего? – Тина нахмурилась. – Все хорошо же. Или ты внезапно вспомнила, что когда-то сделала что-то, что не даст тебе пройти Испытание невинности?
Я, признаться, не сразу поняла, что именно она завуалировала, а после только фыркнула:
– Хуже. Я вспомнила, что леди Илзерран приказала мне навестить ее.
– Да? – удивилась Тина. – Не заметила.
– Не сегодня, – я криво улыбнулась, – вчера.
– Ой, – Марон потер шею, – я опоздал на лекцию к миледи проректору, и у меня неделю чирьи с задницы не проходили. А они ведь родственницы.
Я мрачно посмотрела на него и, нахмурившись, произнесла похоронным тоном:
– Знаешь, ты не успокоил меня.
– Она вряд ли сильно проклянет крылатую невесту, – поспешила вставить Тина. – Хотя тебя может, ты же не совсем для отбора.
– Спасибо, дорогие друзья, – саркастично произнесла я и хотела добавить еще несколько добрых слов, но тут в окно впрыгнул Гамильтон.
Пес был чем-то недоволен и ворчал под нос что-то про грубиянов в соломенных шляпах. И про то, что нет такого сорта роз, которые не требовали бы удобрений.
Поняв, что дело, возможно, слегка попахивает как собакой, так и проблемами, я предпочла не расслышать. В конце концов, если садовник все же придет ругаться, всегда можно послать его к устроителям отбора!
– Ты иди ищи леди Илзерран, а мы пока окно восстановим, – жизнерадостно улыбнулась Тина.
– Правильно, – поддакнул Марон, – встреть бурю грудью!
Показав друзьям язык, я подмигнула Гамильтону и спросила, не поможет ли он мне найти леди Илзерран.
– Я – нет, но мой племяш – да, – зевнул пес и топнул передней левой лапой.
По ковру побежали полупрозрачные колдовские круги, и перед нами появился очаровательный длинноухий малыш! Он был весь такой мягкий, теплый, складочный, что я, не выдержав, рухнула на колени и принялась его наглаживать и начесывать.
Пока не услышала, что недовольно-ревнивое сопение Гамильтона переходит в тихий рык. Тут и малыш со спинки перевернулся на пузо, и я убрала руки.
– Найди драконью жрицу, – сумрачно произнес Гамильтон и тоже лег. – А пока он ищет, я хочу столько же почесушек, сколько получил он.
Помолчав, мой компаньон добавил:
– Нет, вдвое больше. Чесать шею и грудь, немного за ухом и вот тут, да-да, под челюстью.
Ревнивца чесали в шесть рук: Тина и Марон тоже присоединились. На самом деле Гамильтон редко позволял себя именно тискать. Он ведь воин, боец, ему не пристало «увлекаться щенячьими забавами».
Малыш, взглянув на нас грустными карими глазами, только вздохнул и превратился в туманную дымку, которая втянулась в щель под дверью.
– Милтону всего двадцать зим. – Ууставший от почесушек Гамильтон съежился до своего обычного размера и встал, брезгливо подергивая шкурой. – Но уже сейчас он один из лучших в поиске. Его нюх – это нечто невообразимое.
В голосе моего компаньона было столько тоски, что я не нашлась что ответить. А Гамильтон меж тем запрыгнул в кресло и вытащил свою трубку. По комнате поплыл сладковатый табачный запах.
Едва пес успел докурить свою трубку, как вернулся Милтон и тут же оглушительно чихнул.
– Я готов сопровождать леди Фоули-Штоттен. – Рыжик уже успел насмотреться на людскую моду, и сейчас он создал на себе презабавнейший голубой кафтанчик.
– Мне страшно, – честно сказала я и решительно шагнула к выходу, – а значит, будет интересно!
– Истинно так, – зевнул Гамильтон и свернулся клубком. – Я – спать.
Показав язык своему гладкошерстному поганцу, я подмигнула друзьям и, придав себе бодрый вид, решительно вышла из гостиной.
Милтон, забавно переваливаясь и подметая ушами пол, устремился вперед. Было видно, что наш мир ему непривычен, но он мужественно превозмогает невзгоды.
Я же, зацепившись взглядом за кружево на его кафтанчике, невольно вспомнила день, когда мы с Гамильтоном стали компаньонами. У него было несколько условий, и одно из них – не спрашивать о его прошлом.
В нашу первую встречу Гамильтон создал для себя чрезмерно старомодную одежду. Такую, словно последний раз он был у нас около трех сотен лет назад.
Но он не догадался запретить спрашивать у его многочисленных племянников и племянниц. И теперь мне страшно хотелось схватить Милтона, затащить в ближайшую кладовку и спрашивать-спрашивать-спрашивать!
Читать дальше