Елена Пронина - Крылатая рать

Почему-то Оля не спросила, как именно погиб Саша… Неужели она тоже понимает, как неважно это?.. Нет, скорее просто неинтересно ей, как неинтересен был сам Саша со своей преданной щенячьей любовью.

Ника пыталась представить, что сейчас делает Оля. Может быть, стоит вот так же возле окна и смотрит на стекающие по стеклу струйки дождя: в каждой струйке – свой мир. И по лицу ее стекают слезы. Но не вытирает их Оля… Стоит у окна, слушает дождь и вспоминает влажные и порочные, неприятные, но удивительно возбуждающие поцелуи своего пятидесятилетнего любовника…

С тех пор никого не любила Ника. И не стремилась ни к чему.

Но любила шампанское, шоколад и красивое белье, сквозь которое целомудренно и притягательно розовело, маня к себе, молодое нежное тело.

Потому что незачем было беречь то, что скоро станет старым, морщинистым, а после сгинет, превратившись, в лучшем случае, в куст малины…

В комнате на стене висела картина. На ней – симпатичный мужчина. Спокойный взгляд. Усталые глаза.

У него все что-то просили. Бабушка просила счастья для всех, мама – для своей дочки, а дочка – счастья для себя и горя для тех, кто не желает радости ей, Нике.

Когда-то она верила в Бога. Да и то только тогда, когда ей было очень плохо и казалось, что помочь может только чудо. Но когда Он не помогал, она изменяла Ему и просила помощи у Другого, у того, чей портрет обычно не вешают на стену. Того, Другого, она представляла в образе мужчины очень красивого, с огненными, обжигающими глазами, способными убить, испепелить, сжечь дотла.

Когда не помогал мужчина с горящим взглядом, Ника снова возвращалась к мужчине с добрыми и строгими глазами.

Все это было давным-давно. Теперь Ника оставила миражи в прошлом. Теперь Ника не верила ни во что, и ничего не ждала ни от Бога, ни от дьявола, ни от людей… Она ничего не ждала от жизни.

Она стояла у окна, смотрела, как стекают по стеклу миры, и сонно зевала.

Пронзительно зазвенело в ушах и долго отдавалось в голове, в груди, даже в позвоночнике. Вероятно, это были гости. «День рождения», – вспомнилось. Было это второстепенным. Но она мотнула головой, чтобы стряхнуть сон, и пошла открывать.

Досадно было, что не успела сделать себя красивой – королеву никто не должен видеть такой. Смастерила улыбку: приветливо, но чуть свысока.

Вошел высокий, молодой и модный. Стрижка бобриком. Бесцеремонно расположился в кресле. Заговорил. Обо всем, что знал.

Ника смотрела на него. На толстые губы, чересчур крупные зубы. На монотонно жужжащие возле нее слова. На улицу в окно.

Послала за сигаретами. Ушел – с концами. Так бывало всегда.

Хочется спать. В ванную. Голову под кран. Посидела немного. Включила фен. Фен загудел. Гудела вода в ванной. Гудело в голове. Гудел за окном ветер. Ника сидела на полу и плакала. Пустая пачка из-под сигарет.

Слезы высохли. Ника сделала себя красивой.

Вспомнила: надо накрывать на стол. Постелила скатерть. Скомкала пустую пачку из-под сигарет.

Пронзительный звонок вонзился в уши и надолго застрял в больной голове.

Шурик – старый-старый друг стоял перед Никой. Обрадовалась, обняла даже. Взяла цветы и послала за сигаретами.

Пришла Марина. Рассказывает, как давно мечтает быть с Шуриком и как ей надоел Димка. Ника сочувственно кивает: помогу, мол, мне не нужен. Шурик, он как брат, он Нику, как старшую сестру, слушает…

Вернулся Шурик. Марина к нему с вопросами. Ника – в окно.

Гудит в голове. Душно. А за окном – после дождя – воздух свежий:

– Открой окно!

Свежий воздух – полной грудью. Хорошо! А дым – еще глубже. Сладко, уютно. Хочется спать.

Еще кто-то пришел. Кажется, Димка Маринин.

– Марин, – шепчет Ника на кухне. – Хочешь, буду кокетничать с твоим, чтобы не мешал?

– Ой, спасибо!

Диму Ника встречает тепло, долго смотрит в глаза – и отводит вдруг, будто робеет.

И только потом приглашает в комнату.

Но и там – рядом. Просит развеселить, внимательно слушает какие-то истории про алкоголиков и вернувшихся из командировки мужей. Хочется спать. Холодно.

– Закройте окно!

Собираются и другие. Приходят все сразу, даже тот, кто ушел с концами. И даже Леша, которого забыли пригласить.

Между Лешей и Никой – стенка. Слишком долго они дружили. Теперь он дружит с другой.

– Я ненадолго.

– Что так?

– Дела.

– А, спасибо, что не забыл.

Нике все равно, как надолго Леша. И подарок его – кукла – неприятен почему-то.

– Шампанское я открываю сама! Спасайся кто может!