Елена Пронина - Ты нужен мне, Дракон!

– А если я откажусь заключать это соглашение?

– Тогда дурой будешь, Синицына – договор выгоден тебе, а не мне.

– Допустим, но что будет, если я откажусь от каких-либо обязательств?

– Тогда сегодня же станешь моей! – не пугаю, а озвучиваю принятое решение. Вероятно, она чувствует это и сдается:

– Я согласна, давайте ваш договор.

Саламандра приближается, протягивает мне свиток, открывает футляр с драконьими когтями. Прокалываем с Елизаветой пальцы, скрепляем договор. На участках, где наша кровь наслаивается, пергамент прожигается насквозь.

– Огненная кровь, – обращаю на этот факт внимание Саламандры. – Я же говорил тебе – она из наших.

– Ее предки были из наших, – поправляет Саламандра. – Ефим тоже из таких. Я заметила это, когда была с ним. Он воспламеняется мгновенно. И секс восстанавливает его энергетический потенциал.

– Тем лучше, – пытаюсь найти хоть что-то положительное во всей этой ситуации. – Если они воссоединятся, и у них будут дети, наш род хоть как-то продолжится. А если не воссоединятся, он тем более не прервется – об этом уже позаботимся мы.

Убираю решетку, провожаю Елизавету к выходу из дома.

И начинаю ждать.

Со стороны может показаться, что для бессмертного год – словно минута. Если бы! Считаю часы, дни. Кажется, что они стали бесконечно долгими.

Из-за кровавого контракта наши ментальные связи укрепляются, и я чувствую настроение Елизаветы. Ей грустно и одиноко, она впадает в депрессию… это значит, что Ефим не с ней. Но в один противный осенний день все меняется: вспышка эмоций красноречиво говорит о том, что возлюбленные встретились.

Должно быть, и Саламандра что-то чувствует – у нее ментальная связь с Ефимом. Она входит в комнату бледная, как полотно.

– Все кончено? – уточняет.

– На данном этапе да, – подтверждаю. – Но не вообще. Будет и на нашей улице праздник.

– Когда улетаем?

– Сейчас же. Они идут сюда. Не станем им мешать.

Мы спешно собираемся, демонтируя телепорт, и исчезаем, не дожидаясь триумфального появления победителей. Лишь оставляем счастливчикам записку:

«Поздравляем! Вы выиграли этот раунд, и мы покидаем Землю. Дом остается в вашем распоряжении, но оборудование из лаборатории мы забираем. Помните: мы проиграли битву, но не войну. Даст Бог, еще свидимся! Дракон и Саламандра».

Профессор смотрит на меня, буквально прожигая взглядом. Даже не пытается скрыть своего желания обладать мною. Он будто видит свозь одежду. Я ощущаю себя совершенно голой перед его жадным взглядом. Но дрожу я не от страха, как обычно в подобных ситуациях, а от холода. От тела профессора, которого я знаю теперь уже и как Дракона – представителя внеземной расы огненных людей, идет жар. Мне хочется, чтобы он поскорее обнял меня, прижал к своим горячим чреслам, вошел в меня, согревая изнутри своей страстью.

– Согрей меня! – молю, но он не приближается. Хотя знаю, что сам страстно желает заключить меня в объятия, наполнить меня собой, жарким, словно лава. Между нами невидимая преграда, и он не может ее разрушить. Я могу, но не знаю как.

– Что ты хочешь от меня? – спрашиваю.

– Взаимности. Скажи, что любишь меня. Поклянись, что будешь любить вечно. И тогда ты станешь моей. И тогда я согрею тебя.

Мне так холодно, что я готова поклясться в чем угодно, лишь бы снова стало тепло. Готова отдаться профессору, кем бы он ни был, пусть даже самим Дьяволом.

В одном времени я знала его как Драгомирова, в другом – как Драгомира Новака, а позже – как Дракона, хотя ни одно из этих имен не является истинным. Человеческий язык не сможет произнести его настоящего имени, человеческим ухом не уловить его звучания – так он сказал мне, и это, вероятно, правда.

На Землю он прилетел с далекой планеты, прилетел за мной. А я отказала ему, потому что полюбила другого. Но сейчас мне так холодно, что я не хочу вспоминать Ефима. Он любит меня, но не настолько, чтобы разрушить ледяную корку, покрывшую мое сердце. Только профессор в состоянии растопить лед в моей душе.

– Я люблю тебя и буду любить тебя вечно, – говорю я ему. Однако не раздается ни звука. Я, как рыба, только открываю рот, и Дракон не слышит меня.

– Я люблю тебя, – снова пытаюсь произнести, выдавить из своей груди. Тишина.

– Я люблю тебя, – кричу беззвучно. И только эхо отзывается где-то едва слышно: «Я люблю тебя».

Неожиданно сквозь ледяные стены прорывается теплый ветерок, он ласкает меня, целует в щеку.