Вера Пескова - По следу волчицы

Вот мама выбежала в магазин. Опять, наверное, молоко закончилось.

Ужом просочившись сквозь приоткрытую дверь спальни, добежала до ванной, залезла в душ. Из душа на кухню, живот уже сводило от голода. Потом возьмусь за уборку. Надо бы и на пробежку время выделить. А там и отец с Эйнаром вернутся…как этому наглому норвежцу в глаза смотреть, я не знала. А вдруг он все расскажет моим родителям, смеха ради, чтобы пристыдить меня?

Я невольно тронула губы и, не удержавшись, мечтательно улыбнулась.

За этим занятием и застала меня мама.

– Кира, у тебя что-то горит! – крикнула она мне с порога.

Это подгорал мой тост. Я забылась и совершенно не заметила, как из тостера заструилась тонкая сизая дымка.

– Доча, что с тобой? Ты что это в облаках витаешь?

Ой. Я обернулась, виновато улыбнувшись. Хотела было извиниться, но слова застряли в горле.

– Кир, все хорошо?

– Угу, – кивнула я.

Мама посмотрела на меня как-то странно. Потом поставила сумку с продуктами на стол и спросила осторожно:

– Ничего рассказать мне не хочешь?

– Я целовалась с Эйнаром, – выпалила я, краснея как помидор.

Уф. Призналась. Ну вот, теперь пусть смеется…

Но мама не смеялась. Она улыбнулась нежно, а потом подошла и крепко прижала к груди.

– Тебе нравится Эйнар?

– Угу, – потупив взор, ответила я. Маме я не могла врать.

– А как целовал, тебе понравилось?

– Очень, – едва различимый шепот.

Больше она ничего не стала спрашивать. Лишь покрепче обняла, погладила меня по голове и поцеловала в макушку, прям как в детстве. А ведь мне уже шестнадцать!

– Ну, слава Матери-Волчице, – услышала я ее довольный голос.

Вечером родители куда-то ушли. Сказали, идут проведать папину сестру, а то давно, мол, родственников не видели. Но я же помню, что они только на прошлой неделе собирались! Нутром чуяла, что это они специально, чтобы нас с Эйнаром наедине оставить. Первый попавшийся предлог нашли, хитрюги.

Как оказалось, их старания не увенчались успехом. Скандинав не вышел на ужин, хоть мама и испекла его любимый мясной пирог. Эйнар заперся в своей комнате и не выходил целый вечер. А я кусала локти от досады и сомнений. Глупые мысли лезли в голову. Ему не понравилось со мной целоваться. Я зря ответила на поцелуй, надо было притвориться, что мне все равно. Пусть бы добивался до посинения или пока не надоест. А я, дура, поддалась, и он сразу потерял ко мне интерес. Уверена, что так и было. Я ему просто разонравилась.

Гордость и обида не позволяли мне заснуть. Я ворочалась, пытаясь прогнать эти дурацкие воспоминания о его губах, целующих мои то с нежностью, то с грубым напором, требуя подчинения. О его сильных руках, заставляющих меня плавиться словно свечка. И глаза с пугающими алыми искрами, притаившимися за нежно-голубыми кристаллами льда… Я зарычала и в отчаянии запустила подушкой в стену. Следом полетела простыня.

Измученная и злая, встала с кровати, понимая, что не засну, пока не поговорю с Эйнаром. Если я ему не нравлюсь, пусть скажет об этом открыто. Авось не умру от горя.

Я на цыпочках спустилась на первый этаж. Свернула было на лестницу, ведущую на цокольный этаж, но тут из кухни донесся звон посуды. Родители вернулись? Рановато что-то. Они сказали, что всю ночь проведут у тети Инны… Настежь распахнув кухонную дверь, я застала Эйнара за поглощением маминого пирога. Вот же!.. Со мной, значит, ужинать не захотел, прятался от меня, трус поганый!

На глаза навернулись слезы.

– Приятного аппетита, – нарочито громко сказала я, – А что же ты со мной ужинать не стал?

Я готова была на стенку лезть от обиды. И еще от стыда, за то, что позволила себе пустить этого наглеца в свое сердце. Надо было нажаловаться вчера папе, чтоб выгнал этого хама взашей из нашего дома. Чтоб носа своего больше здесь не показывал!

– Или, что, уже не нравлюсь?

Эйнар отодвинул пустую тарелку, неторопливо облизав жирные от масла пальцы. А потом посмотрел на меня так… мне не по себе стало. Глаза из прочразно-голубых в одно мгновение превратились в два алых уголька.

Я отступила к выходу. Вся злость в миг улетучилась, сменившись страхом. Ой, не стоило, кажется, на него кричать. Не буди лихо, как говорится…

– Нравишься, – тихо и очень четко произнес Эйнар.

И медленно двинулся ко мне, застывшей, как статуя, в дверном проеме. Страх сковал тело, я могла лишь молча смотреть как он подходит ко мне, как берет мое лицо в свои руки, проводит измазанными в масле пальцами по щекам, пунцовым от недавней злобы.