Бекка Фитцпатрик: Забвение

– Я тоже люблю тебя, – ответила я.

Он уткнулся лицом мне в шею и нежно шепнул:

– Я полюбил тебя гораздо раньше, чем ты полюбила меня. Это мое единственное преимущество, и я буду использовать его при любой возможности. – Губы его разъехались в коварной улыбке. – Давай-ка убираться отсюда. Я отвезу тебя к себе, сейчас самое подходящее время. У нас есть одно незаконченное дельце, и я думаю, как раз пора с ним разобраться.

Я колебалась. У меня был очень серьезный повод для сомнений. Секс – это очень серьезно. Я не была уверена, что готова была усложнить наши отношения – и свою жизнь – этим, и у меня были все основания задуматься. Падший ангел, вступив в связь с человеком, создал нефилима – существо, которое не должно было появиться на земле. Что же случится, если у падшего ангела будет связь с нефилимом? Судя по натянутым, если не сказать больше, отношениям между ангелами и нефилимами, такого еще не происходило, и это заставляло меня еще больше нервничать и колебаться.

Хотя я никогда не относилась к архангелам с симпатией (и у меня было на то право), я все же задумалась. Ведь, наверно, изначально была причина, по которой ангелы не должны влюбляться в смертных или нефилимов, как в моем случае? По древним законам наши расы не должны были смешиваться… может быть, это было оправданно? Патч как-то обмолвился, что единственная причина возникновения расы нефилимов – это желание падших ангелов отомстить архангелам за изгнание с небес. Чтобы насолить архангелам, они соблазняли тех людей, которых должны были хранить и защищать…

Что ж, им удалось отомстить. И начать войну, которая вот уже много столетий тлеет на земле: с одной стороны – падшие ангелы, с другой – нефилимы и где-то между ними – люди, которым отведена в этой войне роль пешек, разменной монеты. И хотя мне не хотелось даже думать об этом, Патч был прав, когда говорил, что эта война закончится только тогда, когда погибнет целая раса. Одна из двух. Какая именно, нам в скором времени предстояло узнать.

А все потому, что какой-то падший ангел ошибся постелью.

– Еще рано, – сказала я.

Патч изогнул темную бровь:

– Рано для чего? Рано ехать домой или рано быть со мной?

– У меня есть вопросы, – я посмотрела на него со значением.

На лице у него играла улыбка, но она не могла скрыть некоторой неуверенности.

– Я должен был догадаться, что ты держишь меня при себе только ради ответов.

– Еще ради твоих поцелуев. Тебе кто-нибудь говорил, что ты потрясающе целуешься?

– Единственный человек, мнение которого по этому вопросу меня действительно интересует, сейчас стоит передо мной, – он взял меня за подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза. – Ты вовсе не обязана ехать ко мне сейчас, Ангел. Я могу отвезти себя домой, если хочешь. Или, если ты захочешь, мы можем лечь спать в моей спальне в разных постелях и с нарисованной мелом границей «НЕТ ПРОХОДА!» посередине. Как ты хочешь, так и будет. Я сам нарисую эту границу, если ты захочешь. Мне это не по вкусу, но я это сделаю.

Тронутая его искренностью и пониманием, я скользнула ладонью ему под рубашку, пытаясь этим жестом продемонстрировать свою признательность. Коснувшись его загорелой кожи, я почувствовала, как во мне вскипело желание. Как, о боже, как ему удается заставить меня испытывать все это, эти эмоции и ощущения, обжигающие, сладостные и мучительные одновременно, и забывать обо всем?

– Если ты еще не догадался, – прошептала я, чувствуя, что голос выдает меня с головой, – ты мне очень нужен.

– Это значит – да? – он запустил пальцы мне в волосы и слегка откинул назад мою голову, чтобы заглянуть мне в глаза. – Пожалуйста, пусть это будет да, – произнес он хрипло. – Останься со мной сегодня ночью. Позволь мне обнимать тебя, даже если больше ничего не будет. Позволь мне хранить тебя.

Вместо ответа я переплела свои пальцы с его, словно соединяя нас. Я ответила на его поцелуй, смело и безрассудно, жадно и без всякого сомнения, чувствуя, как от его прикосновений у меня слабеют ноги и плавится тело. Каждый новый его поцелуй все сильнее сводил меня с ума, лишая способности думать и сопротивляться этому горячечному, непреодолимому, сжигающему меня изнутри возбуждению, и я падала, падала, падала в этот огонь, пока не перестала понимать, где заканчиваюсь я и начинается он…

Уже после полудня Патч припарковал свой мотоцикл у моего дома. Я, пошатываясь, сползла с мотоцикла, на лице у меня застыла глуповатая улыбка, мягкие солнечные лучи ласкали каждый сантиметр моей кожи.