Диана Килина - Noir (СИ)

Прошелся по комнате, ежась от холода – он все не хотел отпускать. Даже пар изо рта вырвался, когда я спросил:

- Ты здесь?

Ответом мне была мрачная и зловещая тишина.

- Отзовись, ну же!

Я не надеялся, нет. Мной двигал неподдающийся разуму порыв. И когда я уже собирался прилечь, потому, как коротать время до рассвета на ногах было глупо, Нуар отозвалась. По крайней мере, я понял так – да и как иначе можно было истолковать плеск воды в кувшине – в кромешной тьме и звенящей тишине ночи.

Волосы на затылке шевельнулись в попытке подняться. Я, черт возьми, не был трусом – или тешил себя этим заблуждением, не знаю, но тогда мне вдруг захотелось броситься вон из этой холодной комнаты, прочь из пр о клятого з а мка – кинуться наутек и никогда больше сюда не возвращаться. В этом недостойном рыцарского звания порыве меня оправдывало только то, что я впервые столкнулся с проявлением потусторонних сил. Кто бы ни обитал здесь – призрак, неуспокоенный дух, само его существование было для меня абсолютным открытием.

- Нуар, - позвал я снова, внутренне леденея.

И даже решил быть вежливым:

– Это Вы? Если да, плесните дважды.

И она плеснула.

Я даже представил, как круги по воде пошли.

Опустился на софу и потер лицо ладонями. Может быть, я все еще сплю?

***

Он… он почувствовал, увидел меня! Немыслимо, невероятно! И меня не отбросило на край света после испуга – на этот раз нет. Я просто перелетела на другой конец опочивальни. Осталась наблюдать.

А губы горели огнем от прикосновения. И сердце – будь оно, выскочило бы из груди. Этот мужчина – рыцарь из прекрасны х сказок, он определенно влиял на меня, на восприятие, на материю – не понимаю: почему и как, но перемены мне нравились .

Позвал. Морщась и замирая. И надо же – палец стал настолько плотным, что водица плеснула. Чудеса.

Чья бы воля или случайность не властвовала над нами с Готье, ни он, ни я – не собирались отступать и убегать.

Я так соскучилась по общению – пусть и такому примитивному, что разве не парила от радости.

- Готье? – тихо позвала я, в глубине души тая надежду – услышит.

Рыцарь вскинул голову и начал озираться по сторонам.

- Вы меня видите? – я переместилась к окну – может быть так мой силуэт хоть немного станет явным.

- Не вижу, но слышу, - ответил Готье, выпрямив спину, - Как такое возможно?

- Я не знаю, - ответила я, уставившись глазами на подол своего платья, - Я впервые могу с кем-то разговаривать и не понимаю, как это получается.

- Вы – призрак? – спросил он, к ося глаза то в одну, то в другую сторону.

- Да, - почти неслышно ответила я.

Замолчали. А что на это скажешь? Я попыталась ухватиться за гардину, но мои пальцы прошли сквозь ткань, даже не пошевелив ее. Опустив плечи, я обернулась и посмотрел а в окно на территорию графства.

Сколько хватало глаз – вокруг крепости простирался лес. Вековой и зловещий, сейчас он виделся темной громадой, несокрушимым препятствием для решившихся на действие, беглецов, буде такие статься. Преградой, которую не одолеть. Сплелись высокие кроны, перевились колючие ветки – не разобрать где какая, свету солнечному не давая пробиться. Корни , толщиной с бревно, топорщатся из-под земли, норовя сделать подножку. Неприветливый лес. Древний. В таком неуютно и откровенно страшно: озираются случившиеся путники, сбиваются в плотную стайку, спина к спине. Влажный мох под ногами скользит, силясь утопить сапог в буром перегное. И спешат путники, под ноги смотрят внимательно, боясь угодить в волчью яму или наткнуться на берлогу древолога. А лес обманчиво тих: слышно как поскрипывают грибные ножки, как опутывает лоза стволы дубовые. И воздух влажный, туманный, ягодами ядовитыми пропитанный. Тяжело дышится.

Случалось видеть тела заблудившихся, из лесу деревенскими вынесенные. Лица их без кровинки, губы синюшные, пальцы черные, скрюченные посмертно в охранный знак. И зря отмахивался Жюблен от жалоб селян – дескать, дурное в лесу творится, раз сердца у мужиков здоро вых в одну минуту разрываются. Д а к тому же наступает лес, разрастается, надо бы вырубить, отвоевать немного землицы.

А в едь и правда наступает – с каждым годом все ближе, тянутся лозы, сплетаются ветки, вот- вот к озерцу прорастет. Благодатно ведь корни водицею напоить. А там – и до самого замка рукой подать.