Д. Ховард: Йоханнес Кабал. Некромант

когда его застрелили во время ограбления банка. Его смерть не была героической — если только вы

не считаете, что требовать у бандитов квитанцию в каком-то смысле достойно похвалы.

Даже в Аду он продолжал демонстрировать непоколебимую преданность всему

незначительному, мелочному, до ужаса пустяковому — всему тому, что в первую очередь отравило

ему душу и обрекло на муки. Учитывая такую страсть к порядку, Ад — прибежище хаоса — стал бы

идеальным наказанием. Трабшоу, однако, расценил это как вызов.

Сначала демоны, назначенные мучить его, дьявольски смеялись над его потугами и с

жадностью и нетерпением ожидали сладких соков, вытекающих из разбитых надежд. Потом они

обнаружили, что пока смеялись, Трабшоу рационализировал их расписание пыток для максимальной

пыточной эффективности, оптимизировал расписание для бесов и мимоходом навёл порядок в

ящиках с нижним бельём демонических принцев и принцесс. В частности, была унижена Лилит.

Сатана ни за что не дал бы такому на удивление раздражающему таланту, и назначил Трабшоу

привратником. Ад обзавёлся новым неофициальным кругом.

— Я хочу встретиться с Сатаной. Сейчас же. — У Кабала был резкий, слегка тевтонский

акцент. — Встреча не назначена.

Трабшоу уже заметил одежду и перебирал возможные объяснения.

— И кто же ты такой? Архангел Гавриил? — предложение он начал как шутку, но изменил тон

на середине. В конце концов, может, так оно и было.

— Меня зовут Йоханнес Кабал. И Сатана со мной встретится.

— Стало быть, никакая ты не важная персона?

Кабал одарил его тяжёлым взглядом.

— Не мне судить. Сейчас же открой дверь.

В одежде грешник или нет — Трабшоу решил, что находится, в конце концов, на своей

территории. Он достал копию бланка АААА/342 и подвинул его в сторону Кабала.

— Тебе придётся заполнить вот это, мистер! — сказал он и позволил себе хихикнуть —

ужасный звук, будто у механической игрушки кончился завод. Кабал просмотрел бланк и вернул его.

— Ты неправильно понял. Я не останусь. У меня деловой разговор. После этого я уйду.

Прозвучал приглушённый вздох заинтересовавшихся зрителей.

Трабшоу сощурил глаза.

— Думаешь, уйдёшь? А я вот думаю, нет. Это Ад, сынок. Нельзя шататься туда-сюда, как по

танцплощадке. Ты мёртв и ты останешься. Так было всегда и будет сейчас, ясно?

Кабал долго на него смотрел. Затем он улыбнулся: как сырость расползается по стенам дома,

так на его лице появлялась холодная, зловещая гримаса. Толпа резко притихла. Кабал наклонился к

Трабшоу:

— Послушай, ты, жалкий человечишка... жалкий мёртвый человечишка. Ты совершаешь

фундаментальную ошибку. Я не мёртв. Я как-то попробовал и мне не понравилось. Прямо сейчас, в

эту самую секунду, когда я смотрю в твои колючие слезливые мёртвые глазёнки — я жив. Мой

приход сюда с целью встретиться с этим жалким падшим ангелом – твоим боссом, создаёт огромные

неудобства и влечёт за собой значительный перебой в моей работе. Сейчас же открой дверь, пока тебе

не пришлось об этом пожалеть.

Все переключили внимание на Трабшоу. Дело принимало интересный оборот.

— Нет, мистер Модные Штаны, хоть ты и живой, я не собираюсь открывать дверь и жалеть об

этом тоже не собираюсь. А знаешь, почему? Потому что, как ты верно заметил, несмотря на свои

дурацкие очки, я мёртв и даже лучше, мне здесь платят. Моя работа – следить, чтобы люди заполняли

бумаги. Все бумаги. Иначе они не смогут войти, а прямо сейчас, в эту самую секунду, это значит, что

и ты, долговязый сукин сын, не войдёшь. Что теперь будешь делать? А?

В ответ Кабал поднёс сумку к окошку. Потом он осторожно открыл её и эффектным жестом

фокусника извлёк череп.

Трабшоу на мгновение отшатнулся, но любопытство взяло верх.

— Что там у тебя такое, урод?

Ужасающая улыбка Кабала стала шире.

— Это твой череп, Трабшоу.

Трабшоу побледнел и уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Я "позаимствовал" его на старом городском кладбище. Твоя смерть до сих пор у всех на

устах, знаешь ли. Ты прямо-таки вошёл в местный фольклор.

— Я выполнял свои обязанности при любых обстоятельствах, — сказал Трабшоу, не в силах

оторвать взгляд от черепа.

— О, да. Твоё имя живёт и поныне.

— Правда?

— Конечно, — Кабал выждал, пока чёрствое сердце Трабшоу начало переполняться сладкой

гордостью, и добавил, — оно стало синонимом тупости.

Трабшоу моргнул, чары рассеялись.