С. Алесько: Обуздать ветер

— Здесь рядом ручей. Я уже напился. Сможешь встать?

— Конечно. Я ж здоров, как выяснилось.

Айр, уже поднявшийся, протянул мне руку. Что он со мной как с малышом или девчонкой? Будто сам не смогу. Я легко встал, не принимая помощи, но свет перед глазами вдруг померк и меня повело куда-то то ли вбок, то ли вниз…

— Хозяин Подземья и его свита, — пробормотал Корень, вовремя подставивший плечо и теперь чуть ли не тащивший меня на себе. — Может, ты и здоров, но слишком слаб. Здесь недалеко. Напьешься, глядишь, полегчает.

Айр дотащил меня до неширокого, но на удивление глубокого ручья, весело журчавшего и сверкавшего под солнцем, и усадил на берегу, привалив спиной к стволу дерева, корни которого омывали бурлящие струи. Потом зачерпнул воды и напоил из сложенных лодочкой рук. Тьфу, картинка со стороны должна быть до отвращения слащавая, да еще и двусмысленная, пожалуй.

— С чего это меня такая слабость обуяла? — спросил я, переводя дыхание и собираясь с силами, чтобы улечься на живот и припасть губами к потоку. — Ты вон не только на ногах держишься, но и меня таскаешь. В море ведь тоже на себе тянул?

— Понятное дело, тянул, — Корень зачерпнул воды и напился, потом плеснул себе в лицо. — Не бросать же соплеменника, к тому же творящего. Слабость только подтверждает, что крушение галеры и прочее — твоих рук дело. Сколько б у тебя сил не скопилось за те годы, когда ты о них и не подозревал, все они ушли на то, чтоб море взбаламутить. Хотя, может, и не все, — друг задумчиво взглянул на меня. — Ты ж не только спину залечил, но еще и патлы отрастил ого-го.

— Тебе завидно? — я не выдержал очередного упоминания о волосах, тем паче они меня жутко раздражали, постоянно залезая в глаза и щекоча шею. Да, раньше шевелюра была примерно такой же длины, и ничуть не тревожила, но на галере нас брили наголо, чтоб гребцы не отвлекались на вшей, и я отвык от волос. Отрастай они естественным путем, все происходило б постепенно, давая возможность приспособиться, а теперь — мучение одно. — Разживешься бритвой или хоть ножом острым, я с радостью их укорочу.

— Да успокойся, шучу я. Будь мы оба бритоголовыми, нас бы точно за беглых приняли.

Я, наконец, улегся поудобнее, превозмогая слабость, головокружение и помутнение зрения, и припал губами к воде. Из ручья пить было много приятнее, чем из ладоней Корня, хотя мужику буду благодарен по гроб жизни. Еще несколько дней назад, ворочая неподъемное весло, я подумать не мог, что скоро смогу утолить жажду свежей, живой, журчащей водой, которая будет подмигивать солнечными зайчиками и студить зубы до боли. Не удержался, и окунул голову в поток — кожу обожгло холодом, в ушах зашумело и гулко забулькало. Я вынырнул, отфыркиваясь, и перевалился на спину, по-дурацки улыбаясь во весь рот.

— Полегчало? — осведомился Корень.

— На душе — точно. А откуда ты знаешь, что эти ваши творящие слабеют после колдовства?

— Да это всем айрам известно! Чем сложнее задача, тем больше сил уходит. До сих пор помню, как первый раз, еще сопляком, творящего в деле видел. Он в нашем селении ствол возводил, так после еле на ногах держался. Идти смог, только когда из фляги своей отхлебнул, а так стоял, пошатывался. Ну, а поев, и совсем оправился.

— И чего он там хлебал?

И что за ствол возводил? Но это спрашивать и вовсе бессмысленно, Корешок снова старейшин поминать примется.

— А я знаю? Среди моих родичей творящих нет. Нам бы еды какой раздобыть, чтоб ты сам идти мог.

Я вздохнул и попытался сесть. К собственному удивлению, попытка увенчалась успехом, и напрягаться особо не пришлось. С волос на плечи и спину покатились приятно-холодные по царящей жаре капли, в животе булькнула только что выпитая вода. Три болота, до сих пор не верится, что мы свободны, что о проклятущей галере можно забыть, как о кошмарном сне. И, самое главное, теперь я знаю наверняка, что не просто какой-то там бродяга-жулик, а колдун, причем, наверное, неслабый. Волны-то в море поднял знатные. В голове мелькнули метущиеся под ветром травы, увы, не настоящие, всего лишь воспоминание, но и от него желудок ухнул словно в бездонную пропасть, а ноги неожиданно легко выпрямились. Корень поспешно вскочил, готовый подхватить, если что, но помощь не потребовалась, я уверенно стоял на своих двоих и даже умудрился сделать несколько шагов, которые привели меня на песок пляжа, простирающегося вправо насколько хватало глаз, слева упирающегося в не такой уж далекий скалистый мыс. Впереди расстилалось море, гладкое и ленивое, ближе к его кромке на берегу виднелись странные следы, будто пробежала гигантская многоножка. Хвала Небесной Хозяйке, сейчас наедимся!