Татия Суботина - Жажда

Странное желание, которое обуяло меня при виде растопыренного кресла — оставить на себе хоть что-то.

Прикрыться.

Создать преграду.

Убежать.

Холод жадно лизнул ноги, когда я послушно водрузила их на металлические подставки. Чувство незащищенности и неправильности происходящего било набатом в висках. Странная слабость разливалась по телу.

— Обратной дороги нет, — продолжал звучать в голове тоненький Машкин голос.

Я соглашалась. Пыталась убедить себя, что меняю жизнь на жизнь.

Только вот получалось плохо.

Фальшиво.

Когда пришел доктор, я уже не смогла различить его лица. Перед глазами вальяжно покачивался туман.

— Все произойдет очень быстро. — Сказал мужской голос и его обладатель провел рукой по внутренней поверхности моего бедра. — Ты даже не почувствуешь. Не волнуйся.

Медсестра привязала мои руки и ноги крепкими ремешками, объяснила, что во время операции наркоз может дать нежелательный эффект, и я начну вырываться. А это помешает доктору сделать все чисто и безболезненно.

Мне было все равно.

Я сосредоточилась на пятне, что, казалось, расплывалось по синей ширме справа от меня. Красное, с неровными краями, оно выглядело так же как то, что я пыталась отстирать от собственной простыни четыре месяца назад.

С Сережей мы стали встречаться со школы. Он был старше меня на два года, высоким, плечистым и крепким. А еще отличался твердым, упрямым и крайне вспыльчивым характером.

Поначалу я стала замечать его странные взгляды на себе. Позже Сережа принялся ходить за мной. Провожал от школы домой, от дома до школы, от школы в магазин или на речку. В общем, где бы я ни была — Сережа следовал в провожатых. В первое время меня это пугало, потом злило, а после — я перестала обращать на странного парня какое-либо внимание. Сережа не пытался со мной заговорить, подойти ближе, чем на пять метров. Он просто стал моей тенью.

Молчаливой, угрюмой, крепкой тенью.

И я привыкла к такому раскладу событий.

В ночь на Ивана Купала Ванька из «девятого Б» выпил лишку. Самогон развязал его язык, а позже и руки. Мы сидели на бревне и вспоминали, как ездили на экскурсию в пятом классе с Галиной Петровной в областной музей.

Как я оказалась на земле, прижатая воняющим и пыхтящим Ванькиным телом — не помню. Все произошло слишком быстро. Маленькая и щуплая, я не могла даже и рукой пошевелить, чтобы выбраться или спихнуть спятившего в одно мгновенье Ваньку. Оставалось лишь брезгливо отворачиваться, чтобы его мокрый и воняющий рот не нащупал мои губы.

Все прекратилось так же резко, как и началось. Торнадо в наших краях сродни чуду или второму пришествию Христа. Но в тот вечер я была уверена, что вижу именно природный катаклизм.

Рыжий, крепко матерящийся вихрь смел Ваньку с меня в одно мгновенье. Сразу стало легче дышать. Я поправила задравшееся платье и приподнялась, опершись на локти.

— Хватит! — закричала я.

И только тогда торнадо обратило на меня внимание.

Ванька распластался на земле, его лицо заливала кровь.

Торнадо подлетело ко мне и подхватило на руки. Я видела, как в глубине мерцают синие молнии.

— Все в порядке? Он ничего тебе не сделал? — спросил Сережа, и это было первое, что я услышала от него.

— Нет. Только напугал.

Сережа удовлетворенно кивнул и понес меня прочь. В его крепких руках было тепло и уютно. Я стала замечать, как морщинки на его переносице разглаживаются, а лицо избавляется от багряных пятен ярости. Синие молнии мерцали все реже.

— Спасибо, — сказала я.

Сережа кивнул, поставил меня на ноги и долго всматривался в лицо. Никто прежде так не смотрел на меня.

— Моя. — Глухо сказал он.

Было неловко и радостно одновременно.

Потом Сережа нахмурился, сделал резкий шаг навстречу и впился в губы горячим поцелуем. Я не почувствовала тошноты или отвращения от его действий. Щеки пылали. Ноги подкашивались, но отвернуться или убежать, как от Ваньки, мне не хотелось.

С той летней ночи Сережа больше не был молчаливой, угрюмой тенью. Он стал моим парнем. Мы много разговаривали, строили совместные планы на будущее и радовались тем коротким часам, что проводили наедине.

Сережа берег меня. И дальше поцелуев у нас никогда не заходило. А когда его забрали в армию — он взял с меня обещание его дождаться. И девственность стала неким залогом моей честности.

Я ждала. Наверное, как никого другого. Старательно училась, помогала родителям и сестре. Очень часто писала Сереже и с нетерпением ожидала ответных писем.