Далия Трускиновская: Единственные

Кончилось тем, что Буревой после успешного выступления в «Коммунарах» дал ей роль Мэгги во втором составе. Это так совпало с сессией, что Илона просто забыла про зачеты и экзамены. Роль была изумительная. Буревой то ругал, то хвалил, и жизнь стала насыщенной беспредельно.

– Никуда ты не поедешь, – сказала мать. – Хватит!

– Тебе шести копеек на трамвай жалко?

– Да! Жалко! Ты их сперва заработай, эти шесть копеек!

Но пропустить репетицию Илона не могла. Она выскочила из квартиры, хлопнув дверью, и забежала к соседке тете Тане.

– Теть-Тань, можно от вас позвонить?

– Ну, звони…

– Яр? Яр, это я! Слушай, Яр, ты можешь одолжить мне рубль?

Просить в долг шесть копеек – это было уж слишком.

Деньги у Яра водились, это Илона знала точно. И приятелем он был хорошим, надежным, после того вечера целоваться больше не лез, да и тогда полез скорее ради приличия: как это, проводить девчонку – и не поцеловать? Иногда он звонил, приглашал выпить кофе, но не у себя дома – Боже упаси, Илоне с пеленок внушили, что навещать молодого человека и сидеть с ним наедине в его жилище – стыдно, опасно и неприлично. Но Илона не считала Яра совсем уж молодым – ему тридцатник, примерно одних лет с Буревым.

– Могу, конечно, а что случилось?

– Ты сейчас где?

– Собираюсь на вокзал, встречать поезд.

– Подожди меня, я сейчас прибегу! Стой – знаешь, где? У пригородных касс! Я через четверть часа там буду.

В прихожей у тети Тани над телефонным столиком висело зеркало. Илона оглядела себя – ну, скромненько, но все так ходят: черная битловка и джинсы, купленные родителями полгода назад, пока дочь еще не вылетела из института. Фигурка в порядке, а распущенные волосы – лучшее украшение.

– Держи рубль, – сказал Яр. – Тебе точно хватит?

– Точно хватит.

– Как у тебя с «Аншлагом»?

– Дали роль Мэгги, – похвасталась Илона, не докладывая про второй состав. – Приходи на премьеру!

– Что вы там ставите?

– Замечательную пьесу, называется «Большеротая». Сам Буревой играет Томаса-Рифмача. И как играет!

– Я же говорил, что тебе там самое место.

Яр улыбнулся и стал еще больше похож на Буревого. Только у того глаза синие, аквамариновые глаза, а у Яра темные, и у Буревого черты лица острее, суше, но Буревой – один такой в мире, второго в природе нет, подумала Илона. И помчалась на репетицию.

Вернулась она заполночь, родители уже спали. Встала ближе к полудню. И оказалось, что ей приготовили сюрприз. Мать позвонила и сказала:

– Я встретила Варвару Павловну, она сказала, что им в редакции нужен дневной корректор. Так что с понедельника ты будешь ходить на работу. Работа – с двенадцати и сколько потребуется. Иногда в семь отпускают, иногда в девять. Поняла?

– Поняла! – воскликнула Илона. Что такое корректор, да еще дневной, она понятия не имела. Но график ее устраивал, а то, что мать соизволила пойти навстречу, даже радовало. Очевидно, родители не были так безнадежны, как ей казалось.

О газетах Илона имела темное понятие. В сущности, никакого – разве что ревновала к Ире из заводской многотиражки. Ира писала про все события «Аншлага», и Буревой водил ее пить кофе в буфете. Они сидели рядышком и ворковали – а Илона смотрела сквозь стеклянную дверь и злилась. Ира, впрочем, относилась к ней прекрасно и даже подарила клише. Или притворялась, что относится прекрасно? А сама втихаря издевалась над Илониной любовью? Этого Илона не понимала.

Мать объяснила, куда идти и как найти Варвару Павловну. Это нужно было сделать немедленно.

– У меня нет денег на троллейбус, – сказала Илона. – Это восемь копеек.

– Сдай бутылки – там есть большая молочная и две из-под кефира, – велела мать. – Это – двадцать и тридцать – это пятьдесят копеек. Восемь на троллейбус туда и обратно, на остальные купишь батон за двадцать две и булочек к ужину.

На завтрак Илоне были оставлены хлеб, масло и докторская колбаса. Она поела и отправилась в редакцию.

Газет в городе было три, да еще заводские и фабричные многотиражки. Две выходили утром, одна – вечером. Как раз в утренней и работала Варвара Павловна – возглавляла корректуру. Мать была с ней знакома потому, что когда-то она дружила со старшей сестрой, Верой, Илониной теткой. Было это, как считала Илона, во времена доисторические – сразу после войны. Фотографии той поры вызывали ужас – это ж надо так уродски стричься и одеваться! Примерно такой же, как найденная в материнской коробке с бусами бабкина брошка.