AISI - Гляжусь в тебя, как в зеркало

— Ну, это уж как Вам захочется, Андрей Георгиевич, так и будет. Но если говорить прямо, то рябой и кудрявый Федор, метр с кепкой, ее отцом мог быть разве только по большому чуду. А на Глотову Вы и сами поглядеть можете. Она и в молодости той же бульдожьей красой отличалась.

— То есть, папа, в потерянную дочь Вы не поверили? — уточнил Алексей.

— Нет, конечно, — укоризненно посмотрел на сына Иван Никитич. Снова затянулся, выдохнул и продолжил:

— Исправника позвал, вместе думали, кто такая. Ничего не придумали. На беглую не похожа. Да и по приметам ни с кем не совпадала. Равно как и о пропажах людей примет таких заявлено не было. Возможно, и издалека. Тело холеное, но с рубцами, маникюр был богатый. А вот одежды не было.

Его рассказ перебил треск подлокотника, добела сжатого Воронецким. Но сам он молчал. Поэтому хозяин дома продолжил:

— Что только не передумали, и разбойница, и девка гулящая, и цыганка. Но сошлись на мысли, что содержанка. На других все ж менее похожа. Ах да, волосы обрезаны были… или замужем, или хахалю изменила, потому и бросили в лесу в таком виде. Но, у нее не спросить было. Как очухалась, то в голове у нее пусто было, как у младенца. Поначалу исправник увезти хотел в богадельню, покуда сама не вспомнит кто и откуда. Но тут Глотова в нее вцепилась своей бульдожьей хваткой. Голосила, что дочь это ее и все тут. Просила чтобы с ней оставили, сказала будет на свои кровные ее содержать. Да и работница молодая сильная будет, если все ж не вспомнит ничего. Ну, исправник сказал ему все равно на чьем иждивении девку оставлять, пока без памяти. Но денег все ж взял, за то чтоб все забыть, зараза. Так она тут и прижилась. Крепостная? Нет, в списки душ я ее не вносил. Мало ли, что она бы вспомнила. И кто ее покровитель. Но, с собаками она здорово управлялась! Не смотря, что баба, дрессировка у нее на такой высоте выходила, как не у всякого потомственного псаря выходит. Не пожалел я отданных исправнику денег. А больше мне нечего сказать.

— Вы мне еще вот что скажите, Иван Никитич, — тускло подал голос Воронецкий, — Вы моего отца у себя принимали?

— Георгия знаю, но шапочно. А в друзьях мы с ним не были, нет. Никогда его у себя не принимал.

— Мистика какая–то, — горько произнес княжич, — неужто, и правда, сестра незаконная.

— Мистика, не мистика, а только у твоего отца теперь спрашивать надо, — пробурчал графину Алексей Боровский.

— А с девкой–то что делать? — поинтересовался старый барон

— Ну как что, — начал размышлять Воронецкий, — с собой заберу. Не могу я ее тут оставить. Чтобы ею всякий помыкал, да и по углам зажимал. С моим–то лицом. А уеду завтра. Какой уж тут отдых. Сколько Вы хотите за нее, Иван Никитич?

— Да что за нее, не мой же человек. За припасы, что на нее ушли, это да, надобно ущерб вернуть.

— Отец, да о чем Вы! — возмутился молодой Боровский, — девка не Ваша, кормила ее Глотова из Ваших расчетов на одного. Не было Вам убытков. Пусть так забирает.

— Ну, пусть забирает, — согласился старый Боровский, — у меня еще предложение есть. Может, Вам Глотову купить, а Андрей Георгиевич?

— Да зачем мне старуха то? — удивился Воронецкий.

— Ну как зачем… она ж ее нашла. Может, больше меня знает, да не говорит. У себя над своими крепостными измываться не дам, а вот заберете — и делайте что пожелаете.

— Да я тоже не специалист по допросам, — возразил княжич. Но задумался.

— Да берите, берите, — ковал железо, пока горячо Иван Никитич, — Вы не смотрите что старая, крепкая она, коня на скаку остановит, дрова пилила в плотницкой еще пару лет назад. Да и груза перетаскала не меряно, и еще перетаскает. И от девки не отходила ни на шаг. Вам с ней и в дороге сподручней будет. Недорого возьму. Сто рублей серебром.

— Да Вы что, отец! — опять всколыхнулся уже шатающийся Алексей Иванович, — да за такую цену он мужика здорового купит, а тут старуха никчемная. Вы же девку молодую давеча за 50 продали. И вообще, она и моя крепостная тоже. И я ее Андрею дарю, как другу.

— Твоего тут пока ничего нет, — спокойно возразил сыну Боровский. И собирался сказать ему еще что–то, по всей видимости, не очень приятное. Но, в этот момент Воронецкий решил, что с него на сегодня неприятного достаточно. И заявил:

— Беру старуху за 70 серебром.

Старый барон тут же забыл о сыне:

— Ну, Андрей Георгиевич, помилуйте! Это за Глотову то, здоровую да сильную как лошадь, 70 серебром… Ну только ради Вашей дружбы с моим сыном, отдаю за 80. Себе в убыток.