Яна Ясинская: Выбор шатеры (СИ)

Прислужнице, несмотря на ее изрядно зачерствелую в стенах Дэбэра душу, тоже было искренне жаль молодую правительницу, которая дала ее сыну шанс на другую более счастливую жизнь. При этом в глубине души прислужница панически боялась, что со смертью доброй императрицы, обозлённый на жизнь Дэмонион закроет школы и училища для простолюдинов. Дай-то Отар, чтобы это было не так!

Где-то вдали послышался приглушенный тяжелый звон колокола. Он гулким эхом покатился по скалам, растворяясь в бурной морской пучине неспокойного Северного океана, окружающей крепость Дэбэр. Плакальщик на главной башне завел свою еженощную заунывную песнь-восхваление Великому Отару.

Прислужница вздрогнула. Надо было спешить. Песнь Отару возвещала приближающийся рассвет. Ещё немного и звезда Сатаба сменит на небосклоне ночные светила Тус и Наоки.

С трудом перекатив уже слегка окоченевшее тело пленницы на спину, прислужница взялась за нож.

Неглубокий длинный надрез.

Тошнотворный сладковатый запах крови.

Копаться во внутренностях покойницы было делом не из приятных, но мысль о наживе грела душу и придавала энтузиазма.

Наконец, нерожденного удалось вытащить.

Крошечное, еще не успевшее посинеть тельце.

- Что ты здесь делаешь?! – заставший врасплох сумрачный голос тюремного стража заставил прислужницу с перепугу подскочить на месте.

- Саяр! Это ты… - выдох облегчения. – Как же ты меня напугал!

Сегодня явно её ночь! Сегодня она везучая! Как хорошо, что дежурным по крылу оказался её собственный муж.

- Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не промышляла в этом крыле! Ты же знаешь, здесь особые узники, - пробурчал бородатый громоздкий страж, нервно выглядывая за дверь. – Живо убирайся.

Но прислужница не собиралась уходить из камеры без добычи.

- Смотри! Здесь дар на десять, а то и на пятнадцать будет! Вот увидишь, повитуха не поскупится! Ведуньям перепродаст! А мы… Мы сыну отправим!

Упоминание об единственном сыне заставило стража поубавить гнев. Мальчику, действительно, было сложно вдали от родителей. Как и им без него. Дары точно лишние не будут.

- Поторопись. Я сам это вынесу. Тебя на проходной иначе обшманают. Эркиль дежурит.

Эркиль – это плохо. Дотошный. Злой. Нет, он бы, конечно, выпустил. Но пришлось бы делиться. А зачем делиться, когда муж и сам спокойно вынесет из тюрьмы нерождённого. Только надо поторопиться. Пока не передумал.

- Я сейчас. Сейчас.

- В мешок какой-нибудь заверни. Не в руках же его тащить.

Легко сказать: «мешок». Где его взять-то в пустой камере? Взгляд прислужницы упал на замотанную голову покойницы. Нет! Удача точно сегодня на её стороне! Как раз то, что надо! Достаточно прочный, вместительный и не слишком большой - такой не привлечет лишнее внимание. Все уже давно привыкли, что нищие прислужницы и стражи каждый день выносят из Дэбэра что-то из тряпья покойников. А к Саяру – начальнику стражи в Северном крыле и вовсе никаких вопросов не будет.

Тесемка мешка на шее покойницы была завязана слишком крепким узлом. Ее пришлось разрезать все тем же окровавленным ножом, которым ещё несколько минут назад женщина вспарывала убитой живот.

- Дай я сам, - видя, что жена слишком долго копошится с узлом, страж отобрал у прислужницы нож. Один ловкий надрез и мешок уже в руках у женщины. - Быстрее давай.

Прислужница повернулась, чтобы запихать тело младенца в мешок, а страж, тем временем, от нечего делать, бросил взгляд на убитую.

Уже в следующее мгновенье он понял: зря он это сделал. Ой, как зря!

- Сара… - одними губами ошарашенно прошептал он, обращаясь к жене. – Сара…

Прислужница обернулась. Её взгляд скользнул по синюшно-бледному искаженному болью лицу совсем юной покойнице.

Сердце на мгновенье остановилось. Откуда-то изнутри внезапно для самой прислужницы вырвался сдавленный не то стон, не то всхлип.

- Нет… Только не она… Саяр… Как же так? Саяр! Это не может быть она!

Отчаяние. Паника. Непонимание. Боль. Горе… Неподдельное горе обрушилось на ту, чья душа, казалось бы, давно должна была полностью очерстветь в застенках императорской тюрьмы.

И в это самое мгновение заплакал младенец.

Едва слышно, но с упрямой настойчивостью.

Ошарашенные прислужница со стражем перевели взгляд с мёртвой матери на младенца, который, в наглую игнорируя все закон природы и саму смерть, явно собирался жить.