Сергей Минский - Наваждение

Чутье его не подвело. Дверь была заперта изнутри.

– Макс, это ты? – раздался из-за двери голос Руслана.

– А ты кого ждал? – съязвил Максим.

– Подожди секунду – сейчас открою.

– Ты не один? Может, мне уйти?

– С чего ты решил? – в проеме показался Руслан, – Я же тебя всегда предупреждаю, если что.

– Да… я подумал… мы сегодня утром с тобой как-то так расстались. Ты меня извини, Руслик. Переклинило. Еще вчера, когда узнал, что ты с Юлькой заодно… ну… сам понимаешь… Вроде, как бы сюрприз, но как-то – без меня меня женили. Как в поговорке. Вроде, ты меня, как букетик… раз – и подарил девочке. Вот от этого и переклинило.

– Макс, мне и в голову не могло прийти такое. Если бы во мне хоть на мгновение промелькнуло сомнение? Да я бы ни за что… прости, братан.

– Да ладно. Проехали. Мир?

– Мир.

– А на занятиях чего не был? С Ленкой…

– Ну. Позвонила с утра. А ты как догадался?

– Да у меня с обонянием все в порядке, – засмеялся Максим, – У твоей козы – с чем, с чем, а вот с парфюмом – вкус на уровне… без обид, – добавил на всякий случай.

12.

Прошла еще неделя. Все еще держалось тепло. Только по ночам становилось прохладнее, и это соответственно накладывало отпечаток на утренние часы. Приходилось что-то накидывать на себя, выходя в город.

Настя шла по парковой аллее среди старых, огромных лип, заслонявших собой верхнюю часть оперного театра. Она выбрала одну из тех оставшихся без внимания, забытых почему-то, уже до предела растрескавшихся от времени асфальтных дорожек, с проросшей в трещинах травой. В оперном, и около него – было слышно – кипела работа. Театр реставрировали. Слышался металлический стук, шум каких-то агрегатов, перебранка рабочих. И все это многообразие звуков, просачиваясь меж деревьев, вливалось в единую симфонию городской жизни. Старые липы, повидавшие на своем веку достаточно того, что связано с человеческой деятельностью, спокойно внимали происходившим вокруг них переменам. Их в грязных потеках листья как бы говорили об усталости, а еще о бренности существования. Так было из года в год. В первой половине лета – расцвет и благоухание. Во второй – после цветения – сладкая липкость, собиравшая на себя всю окрестную пыль и мух. Сердце Насти замирало, когда она смотрела на этих зеленых исполинов в таком, как ей казалось, удрученном состоянии. И старый асфальт, по которому шла, тоже напоминал о чем-то, что уже было и прошло. Смола, скреплявшая когда-то единую массу, за долгие годы выветрилась. И от этого и сама дорожка, и трава в трещинах, и липы, двумя стройными рядами уходившие к просвету в старинном чугунном ограждении парка, вызывали мистические чувства. Что-то необъяснимое росло в ней, расширяясь и переполняя душу. И вдруг в затылке еле ощутимо что-то как будто перещелкнуло. Чувства стали нырять в неестественное состояние, трансформируясь во вселенских масштабов тоску по тем временам, о которых она знала только из фильмов и книг. Это напоминало ностальгию. Но ностальгию по не прожитому. По тому, чего никогда не было и не могло быть в ее таком коротеньком земном существовании. В сердце назревало несравнимое ни с чем переживание. Оно захватывало душу, отражаясь в груди и тоской, и радостью одновременно. Рисовало смутные картины давно прошедшей – такой незнакомой, но почему-то близкой по ощущениям жизни, выписывая, как акварелист, расплывчатые образы мужчин и женщин – невнятные и размытые. Настя шла и шла по этой, такой длинной – не в одно столетие – аллее, чувствуя благодарность за подаренное жизнью откровение. Осознавала ли она, что все это кристаллизуется вокруг недавней встречи? И причудливое раздвоение сознания. И то, что вдруг стала видеть, до этого не замечаемое. Догадываться – о чем еще недавно даже не мечтала помыслить. Скорее – нет. Пока это были только чувства. Просто снова охватил душу восторг. Пришла эйфория – до слез, до всхлипа, подступившего комом к горлу.

Настя остановилась, чтобы перевести дух, словно только что бежала. «Что со мной?» – стала пульсировать мысль в такт учащенно бьющемуся сердцу. Она встряхнула головой, словно хотела избавиться от гнетущего состояния. И сразу даже не поверила тому, что увидела. Миновав ажурно смотревшуюся отсюда ограду парка, по аллее – ей навстречу – двигался тот, кем она последние дни жила. Но почти сразу сработала интуиция. «Нет… не он». Но тут же пришли сомнения. «А вдруг он?» Настя испугалась. Испугалась, что может не узнать его, что он уже может не соответствовать нарисованному в ее сознании образу.