Оксана Лукаш - Любовь сквозь века

– Куда это, тетка Марфа, твой сын подевался? То первый парень на деревню был, все с шуточками да песнями, а с весны не видно и не слышно его.

– Тебе-то, девка, что за дело? В кузню заброшенную пошел –женщина тяжело вздохнула. Все не верит, что никогда эту змею подколодную не увидит, что уехала она.

Попрощалась Любань наскоро, побежала в кузню. Михась был там. Лежал ничком на траве, и казалось, не видел ничего.

Подошла Любань к нему, наклонилась над парнем.

– Вставай Михась, хватит. До смерти себя уморишь, вставай.

Открыл он глаза, смотрит на Любань, будто не видит, не узнает девушку, сквозь нее глядит.

– Вставай Михась, вставай! Любань уже кричала в голос.

Парень поднялся, головой помотал: Что орешь? Иди отсюда.

– Не пойду я никуда, за тобой пришла, без тебя не уйду.

– Волоком, что ли, на себе потащишь?

– Надо будет и потащу. Пойдем, любый мой, негоже здесь тебе одному. Так и помрешь. Не вернется она больше.

Пошел Михась от кузни сначала, тихонько, словно недужный, потом быстрей, да быстрей – шаг прибавляет, так, что Любань за ним бежит.

– Погоди Михась, погоди.

– Чего мне годеть, то? То пойдем отсюда, то погоди. Не поймешь вас баб.

– Так ты еле полз, а сейчас как черти тебя кусают. Я чего искала то тебя -вот мать тебе отвар передать велела. Целебный сказала.

– Давай свой отвар. Не отравишь?

– Да ну, тебя. Пей уже скоренько, да пойду я. Целый день за тобой бегаю.

– Бабская твоя доля такая – бегать.

– Пей – не насмешничай.

Парень выпил все, до донышка. Следующим днем был Купала. Гуляла деревня. Вечером жгли костры, девки венки на воду пускали, гадали на предстоящие свадьбы, на будущих женихов. Кто парой не обзавелся, присматривал себе любушку.

И Михась на гульбу вышел. Да только не смурной, а тот прежний Михась, шутник да красавец. Любань своего не упустила, в ту же ночь промеж ними все и сладилось. Ох и горяч он был с ней, никогда больше так он ее не любил, так жарко не целовал, да не обнимал. Слова какие -то шептал, и казалось, никак не мог ей насытиться, а когда заснули на рассвете, к себе прижал: Не уходи моя хорошая, никогда от меня не уходи родная моя. Люблю тебя, Рада моя, Радушка.

Не Любань, а Рада. Вот тебе и ворожба. Кого уж он видел, когда был с ней– Любань так никогда и не узнала. На утро, посмотрел Михась на девушку, вздрогнул, будто протрезвел с хмеля.

– Любань, что было между нами?

– Неужто, не помнишь ничего?

– Нет, не помню.

– Купала вчера был, вместе мы теперь, а дадут боги, так после этой ночи сынка, или дочку тебе рожу.

Так и стала Любань бабой, так и пошла замуж, зная, что муж будущий ее не любит. Жили вроде справно, не обижал он ее, но и не жаловал. По хозяйству всегда вместе, работящий, детки пошли, а счастья не было. Поняла Любань, что не полюбит он ее никогда, жить будет, спать будет, а не полюбит. Камень лег на сердце, тяжелый, пудовый. Обида точила, злость да тоска заедали. Она к нему с лаской тянется, а он отведет ее руку и продолжает заниматься, делами хозяйственными. Потом к охоте пристрастился, в лес стал ходить, пропадать там. Возвращался всегда с улыбкой, вроде наладилось у них, родилась Милана. С ее рождения и потеплело сердце Михася, как солнышком она его согрела, любил ее Михась пуще остальных детей. Хорошим он был отцом, старался никого не выделять, а этой и кусок послаще протягивал, и в просьбах никогда не отказывал. Как подросла, стал брать ее с собой в лес. Возвращались они радостные, голодные, и в те дни был в семье шум, гам, смех, а вечером после таких походов, собирал отец детвору, Милану обязательно на колени сажал и рассказывал чудные истории, про водяных, русалок, кикимор болотных, времена стародавние, когда боги жили среди людей. Так Милана и засыпала у него на коленях. В такие вечера он сам укладывал девочку спать, укрывал, клал рядом куклу. Любань все удивлялась откуда у простого мужика такая нежность к ребенку. Покуда, одним вечером не услышала, как он ее укрывает одеяльцем, да говорит: Спи моя красавица, спи моя родная, не бойся ничего моя радушка.

Радушка….Вот, оно что! Обмерла Любань. Не ждала она, что оживет эта забытая любовь, и боль ее отступившая, вернулась с такой силой, что ей захотелось кричать, да ломать все, что под руку подвернется: Вот, в чем дело! Как я раньше не поняла. Действительно, девчонка напоминала разлучницу– и волосы смоляные, и глаза пусть не зеленые, а таким же огнем горят– загадочным, и горда не по годам, все соседки ее княжной маленькой в шутку величают. Похожи, очень похожи. Только Милана очень добрая, для нее любовь свою дарить, да нежность, как воды испить. Тихая, робкая, ее доченька.