Евгения Лопес - Черная дыра

Тот день я помню, как сейчас: мы с Гарендой шли, о чем-то беседуя, по одной из дорожек огромного королевского сада, как вдруг из-за кустов раздался крик: «Папа, папа!» и на аллею выбежал ты, тогда еще шестилетний малыш.

Ты, наверное, несколько дней не видел отца; к тому же я точно знал, что полгода назад у тебя умерла мать. Протянув вперед ручонки, ты бежал к королю, чтобы обнять его, но вдруг споткнулся и упал, разбив обе коленки. По ногам текла кровь, но ты поднялся сам, кусая губы, мужественно стараясь не заплакать, и смотрел на отца — и такое обожание было в твоем взгляде…

А Гаренда… Он не бросился к тебе, чтобы пожалеть и приласкать, не сделал ни шагу, лишь посмотрел — свысока, с плохо скрываемой брезгливостью — и крикнул вглубь сада:

— В чем дело, почему ребенок один? Где няня?

Охая и извиняясь, прибежала няня, и король прошествовал мимо, своей дорогой, больше не повернув в твою сторону головы.

От всего этого зрелища у меня так заболело что-то в груди, что я едва не задохнулся. Из последних сил я подошел к тебе и чуть-чуть приобнял, погладил по голове…

— Я совсем не помню такого случая, — растерянно произнес принц.

— Тебе же было всего шесть… А я потом долго не мог прийти в себя от пережитого потрясения. В сознании не укладывалось — как он мог?! Имея такое сокровище — сына, обращаться с ним столь жестоко, не ценить своего счастья?…

С тех пор я стал следить за тобой — пусть издалека, с другой планеты; узнавать о твоих успехах и достижениях. Я радовался или огорчался всем событиям твоей жизни вместе с тобой — и это придавало хоть какой-то смысл моему жалкому существованию…

Повзрослев, ты начал участвовать в дипломатических мероприятиях, и у меня появилась возможность общаться с тобой и восхищаться твоим блестящим умом и благородным характером. Я понял, что пришла пора действовать, приложил все силы, привлек своих лучших людей и добился того, чтобы Жигонда стал нашим шпионом. С тех пор я знал не только о каждом твоем шаге, но и о каждой твоей мысли… Я знал, что ты считаешь отца виноватым в гибели твоей девушки и уже ненавидишь его, что от твоего детского обожания не осталось и следа, и, не скрою, был этому несказанно рад…

Именно на это и рассчитывал я, похищая тебя на саммите Большой Пятерки. Мною двигала уверенность, что ты согласишься на мое предложение, поскольку к тому времени король вообще умудрился сломать тебя. Но я, конечно, недооценил Атонского принца…

Ты умирал в каменном мешке Утунской тюрьмы, а я метался по своему кабинету, доходя до исступления, до бешенства, не в силах постичь: как же так? Отец предал тебя, а ты без колебаний жертвовал жизнью вместо того, чтобы, отомстив ему, ею наслаждаться? Что, что тебя держало?!.

И, доведенный до отчаяния твоим необъяснимым упорством, в какой-то момент я решил: ну что ж, пусть. Пусть у меня никогда не будет сына, но не будет его и у Гаренды. Потому что он недостоин такого сына. Он недостоин тебя…

Вот, вообще-то, и все. Теперь ты все знаешь. Можешь начинать презирать меня, — и А-Тох неловко усмехнулся.

Рилонда потрясенно смотрел на номийского правителя. Кто бы мог подумать, что в душе этого маленького, невзрачного человека бушуют такие невероятные эмоции? Вдруг стало понятно, откуда тогда, при общей беседе, взялось в его взгляде умиление…

— Нет, господин А-Тох, — сказал он. — Я не собираюсь Вас презирать. Можно презирать за ложь, за предательство… Но нельзя презирать человека за искренние чувства, какими бы они ни были. И я благодарен Вам за откровенность. Сейчас у нас с отцом все хорошо, а еще у меня есть любимая, и я очень счастлив. Поэтому я Вас прощаю. А сейчас извините, я, пожалуй, пойду.

Он поднялся и направился к выходу, но, обернувшись у самых дверей, добавил:

— А держала меня, господин А-Тох, любовь к моему народу. Только и всего. До смешного просто…

Выйдя из гостевых покоев, он направился в сад и долго еще блуждал в одиночестве по аллеям, осмысливая услышанное. Он получил ответ на свой вопрос, но разве мог представить, насколько тот окажется неоднозначным? И понемногу стихало, таяло ставшее уже привычным отвращение, уступая место жалости, а еще — какому-то странному сердечному облегчению…

— В тот же вечер Гела полностью подтвердила информацию номийского правителя о том, что Дэе осталось около трех лет. А-Тох улетел, а мы взялись за организацию экспедиции. Потом вернулся первый корабль, привез радостную новость, и отец разослал приглашения всем руководителям планет. Они собрались буквально вчера, и заседания начнутся на следующей неделе. А я в последний месяц занимался подготовкой и проведением референдума. Уроки, так сказать, популярной астрономии проходили и по телевидению, и в газетах, и в Интернете… В результате на Атоне теперь разве что младенцы не знают об эволюции звезд и черных дырах, — закончил свой рассказ Рилонда.