Доун Томпсон - Повелитель тьмы

— Нет, еще нет! — он задохнулся от возбуждения, если бы она сейчас коснулась его крыльев. Их чувствительность была его проклятием, его наказанием за падение перед богами Аркуса, которые изгнали его, чтобы он никогда не забывался. Но это маловероятно. Его существование было живым адом, постоянным мучением от недостижимого оргазма, за исключением украденных моментов подобно этим, когда наблюдатели не смотрели и он мог обмануть их и достигнуть оргазма, погруженный в сладостную плоть. Он был для вечности, и так было до конца времен. Это был момент, который будет смаковаться, не будет омрачен, поскольку это случалось так редко.

— Я скажу тебе когда… — пробормотал он.

Не было времени, чтобы избавиться от его кожаной одежды, хотя напротив, открывая и приглашая ее руки спуститься и ласкать его широкую грудь, что-нибудь, только отстранить их от его крыльев.

Он застонал, когда ее руки обняли его обнаженный торс, ниже серебристо-черной кожи угря, и застонал снова, когда ее руки скользнули ниже, обхватывая его тугие ягодицы. Пытаясь ее закрыть, он ласкал ее коричневые напряженные соски, твердеющие под его языком, пока он в нее входил она извивалась под ним. Поясница Гидеона была в огне. Пульсирующие волны захватывающего тепла, расходились через его член, живот и бедра. Прикасаясь к ее коже, он смаковал каждый изгиб, каждое отверстие и щель в ее пропитанной солью наготе. Она была как море, волнистой, покатываясь и вертясь, в водовороте, перетекая в чистую страсть. Неудивительно, что очень много путешественников уступая ее хитрости. Она была опытной соблазнительницей, хозяйкой чувственной жажды, только так оставаясь сама собой. Все остальное было тенью. В ней не было любви, если бы только это было возможно для Саймона, и даже это было подозрительно. Мюриэль, Королева Сирен, была загадкой, только той, чтобы помочь ему достичь кульминации без страха привязаться. В то время как ее поясница шипела в огне, ее сердце было столь же холодным как Замершее море, которое обмывало северные границы архипелага Аркуса. Даже Саймон, Повелитель морей рисковал бы рядом. Отвергая крылья, пальцы захватили его член; он перепрыгнул в ее руке, твердый, толстый наконечник, готовый взорваться. Он больше не мог этого вынести. Подняв ее бедра, он вошел в нее, наполняя собой. Глубокое рычание, вырвалось из его горла, когда складки ее вздутых губ, захватили его. Она легла так, чтобы он вошел еще глубже.

— Сейчас! Мои крылья…их поглаживают…!

Ее пальцы, взъерошили его шелковистые перья, подобно удару молнии. Гидеон вскрикнул. Это был удар молнии! Молния, ползущая вниз через красное небо рассвета от протянутых рук наблюдателя, находившегося наверху, вырвало его из нее и он упал в подпаленное лимонное сарго, не достигнув кульминации. Мюриэль выкарабкалась из под него, она пронзительно закричала своим резким, гортанным и глубоким голосом. Она сжимала свои бедра сжатыми кулаками, из-за напряжения ее прекрасная и просвечивающая кожа, окрашенная обычно в зеленый цвет, цвет морской пены, была покрыта темно-красным румянцем, от неудовлетворенной страсти.

— Будь ты проклят Гидеон! — она пронзительно закричала. Посмотрела вверх, на существо, ни мужчина, ни женщина, где он парил похожий на птицу, сверкая бело-голубыми крыльями на фоне багряного неба, как молния прошла между ними.

— И вы! — крикнула наружу. — У вас нет никакой власти надо мной! Как вы смеете метать свои молнии в меня? — Ее взгляд метнулся обратно к Гидеону, пытаясь прийти в себя в тлеющей около ее ног траве.

— Ты использовал меня последний раз, для себя и тьмы! — она кипела от злости.

— Получай удовольствие с кем-нибудь другим. Мне нравится, мое тело! Ты меня больше никогда не увидишь! Все еще ошеломленный от боли, хотя плоть была еще возбуждена. Гидеон наблюдал дым, исходящий от кожи Мюриэль, там, где солнце опалило ее. Крича подобно приведению, и придя в ярость, сирена влилась, в лимонную траву и Гидеон вздрогнул от шипящего звука ее тела, так как она нырнула в воде и исчезла в водовороте, который создал ее уход. Гидеон не оглядывался назад.

Наблюдатели не преследовали. Хотя это могло быть далеко не так, оно не проявлялось так как сейчас, он пытался облегчить свою душу с женщиной. Его сексуальная жизнь не должна быть вялой, и он издал животный вой, который отозвался эхом в его ушах, пока он парил над водой.

Пещера была его единственным убежищем. У богов тоже было сострадание. Но там была пустота, не было тепла, аромата женщины, нет рук, чтобы ласкать его, нет губ, жаждущих его поцелуя.