Илона Эндрюс: Пылай для меня (ЛП)

— Я хотя бы не тупица, у которой нет друзей!

— Я хотя бы не жирная!

— А я хотя бы не уродина!

Ни одна из них не была толстухой, уродиной или изгоем. Просто обе были мастерицы поскандалить, и если бы я не прекратила их спектакль, мама явилась бы с минуты на минуту.

— Ненавижу тебя!

Я вошла в гостиную. Каталина, худая и темноволосая, стояла справа, скрестив руки на груди. Слева Берн очень аккуратно удерживал блондинку Арабеллу за талию над полом. Арабелла была очень сильной, но Берн занимался борьбой до окончания школы и ходил в клуб дзюдо дважды в неделю. В девятнадцать, и все еще продолжая расти, он был на дюйм выше шести футов и весил около двухсот фунтов, большая их часть мощные, гибкие мышцы. Удерживать сто фунтов веса Арабеллы не было проблемой.

— Отпусти меня! — забрыкалась Арабелла.

— Подумай о своем поведении, — ответил Берн низким, спокойным голосом.

— Мы же договорились — никакого насилия.

— Что на этот раз? — спросила я.

Каталина ткнула пальцем в сторону Арабеллы.

— Она никогда не закручивает крышечкой мой тонак, и теперь он высох!

Понятно. Они никогда не воевали по серьезному поводу. Они никогда не крали друг у друга, они никогда не пытались расстроить отношения друг друга, и если кто-нибудь осмеливался взглянуть на одну из них косо, другая первой вставала на защиту сестры. Но если одна из них брала у другой расческу и не чистила ее от волос, не миновать третьей мировой войны.

— Это неправда… — Арабелла запнулась.

— Нева, что у тебя с лицом?

Всё остановилось. А затем все затараторили одновременно, невероятно громко.

— Цыц! Успокойтесь, это косметика. Мне просто нужно в душ. И, кстати, прекратите драться. Если не перестанете, мама придет сюда, а я не хочу, чтобы она…

— Чтобы она что?

Мама вошла в дверь, слегка прихрамывая. Нога снова донимала ее. Среднего роста, она была худой и мускулистой, но травма подкосила ее. Теперь она была полнее и с более круглым лицом. Глаза у нее были темными, как у меня, а волосы каштановыми. Следом шла бабушка Фрида — моего роста, с копной платиновых кудряшек, заляпанных машинным маслом. По комнате разнесся знакомый запах моторного масла, резины и пороха.

Бабуля Фрида увидела меня и округлила глаза. Вот блин.

— Что с деточкой, Пенелопа?

Лучшая защита — это смертельная обида.

— Я не деточка. Мне двадцать пять. — Я была старшей бабулиной внучкой. Даже в пятьдесят с кучей собственных внуков, я бы все равно была для нее «деточкой».

— Как это случилось? — спросила мама. Черт побери.

— Магическая взрывная волна, стена и стул.

— Взрывная волна? — спросил Берн.

— Дело Рутгера.

— Я думал, он пустышка. Я покачала головой.

— Энеркинетическая магия. Он оказался ветераном.

Лицо Берна поникло. Он нахмурился и вышел из комнаты.

— Арабелла, принеси аптечку, — сказала мама. — Невада, ложись. У тебя может быть сотрясение.

Арабелла бросилась бежать.

— Все не так плохо! У меня нет сотрясения.

Мама повернулась и посмотрела на меня. Я знала этот взгляд. Взгляд сержанта Бейлор. Спасения не будет. — Врачи скорой осмотрели тебя на месте происшествия?

— Да. — Что они сказали?

Врать не было смысла.

— Они сказали, чтобы я съездила в больницу просто на всякий случай.

Мама впилась в меня взглядом.

— Ты это сделала?

— Нет.

— Ложись.

Я вздохнула и покорилась судьбе.

Следующим утром я сидела в гостиной, поглощая приготовленные для меня мамой блинчики и сосиски. Моя шея все также болела. Но бок болел еще сильнее. Мама сидела на другом конце дивана, потягивая кофе и заплетая волосы Арабелле. Похоже, в моду среди старшеклассниц вошли витиеватые косички, и Арабелла каким-то образом уболтала маму ей помочь. С левой стороны экрана, ведущая новостей с идеальной укладкой сообщала о недавнем поджоге в Первом Национальном Банке, в то время как на правой стороне экрана полыхало огненное торнадо, пожиравшее здание. Из окон вырывались оранжевые языки пламени.

— Это ужасно, — сказала мама.

— Кто-то погиб? — спросила я.

— Охранник. Его жена и двое детей заскочили проведать его во время обеда и тоже обгорели, но выжили. Судя по всему, не обошлось без Адама Пирса.

Все в Хьюстоне знали, кто такой Адам Пирс. Обладатели магии делились на несколько рангов: Незначительный, Средний, Заметный, Выдающийся и Превосходный. Рожденный с редким пирокинетическим талантом, Пирс обладал классификацией «Нержавеющая Сталь». Пирокинетик считался Средним, если он мог за минуту расплавить кубический фут льда. За это же время Адам Пирс мог наколдовать огонь, способный расплавить кубический фут стали, что делало его Превосходным — высшим рангом мага. Заполучить его хотели все — военные, Дом Обороны и частный бизнес. Богатая и авторитетная семья Пирсов владела корпорацией «Файербаг» — ведущим поставщиком промышленных кованых изделий. Адам, прекрасный и магически одаренный, был гордостью и утехой Пирсов. Он вырос в изысканной роскоши, ходил в правильные школы, носил правильную одежду, и имел блестящее будущее. Он был восходящей звездой и завидной партией. Но в двадцать два года показал всем средний палец, объявил себя радикалом и ушел из дома, сколотив себе шайку налетчиков на мотоциклах. С тех пор Пирс то и дело мелькал в новостях, в основном, связанных с копами, преступлениями и антиправительственными заявлениями. Масс-медиа его обожали, ведь одно его имя повышало рейтинги. Как по команде, портрет Пирса заполнил собой правую половину экрана. Он был одет в свои фирменные черные джинсы и распахнутую черную косуху прямо на голое мускулистое тело. Тату в виде кельтского узла украшало его грудь слева, а оскалившаяся пантера с рогами — правую сторону пресса. Длинные каштановые волосы спадали на его красивое лицо, очерчивая самые красивые в мире скулы и идеальный подбородок с легкой небритостью, придающей неряшливый вид. Если бы его привели в порядок, выглядел бы он почти ангельски. Было легко представить его на фотоснимке ангелом-позером с опаленными крыльями.