Денис Макеенко Dl@ym: Мой Ангел

Я каждый день стою на страже жизни,

И сердце я тебе свое дарю,

И пусть сейчас мои услышишь мысли,

Я лишь скажу, что я тебя люблю…

Я не прошу у Бога для себя пощады,

Я сам избрал себе свою судьбу,

Мне безразличны всякие награды,

Я рад тому, что ты жива, и я дышу…

Всегда готов прикрыть тебя спиною,

И пулю на лету остановлю,

Но я прошу, не уходи из жизни,

Ведь без тебя я сам тогда умру…

***

Привычный дорожный гул машин рассек внезапный свист свежей резины об мокрый асфальт. Электронный мозг автомобиля не смог погасить рвение хозяина быть «первым» и черный кроссовер практически на полном ходу обнял единственное растущее здесь дерево. Громкий хруст пластика и скрежет кореженного металла заглушил истошный женский крик. Подушки безопасности спасли безрассудного гонщика, хоть и временно выключили его из реальности, а жизнь юной девушки, переходившей дорогу на свой зеленый, остановилась на отметке спидометра 103 километра в час…

Яркий свет и быстро сменяющиеся картинки из прошлого. Странная смесь знакомых ранее звуков. Душистый запах свежесобранных цветов вперемешку с едким запахом хлорки и мышьяка. Онемение и холод, который медленно поглощает все тело. Еще секунда и… линия жизни стала беспрерывно прямой.

Больше не будет слез, не будет пустых обещаний, не будет разочарования и боли… но, не будет и любви… Не будет тепла и нежной улыбки, не будет ничего, что так дорого сердцу… будет только тишина и покой.

И ничто так не терзает загубленную душу, как прощальные завывания кота, который предчувствовал беду и не пускал… не давал сделать и шагу за порог, но запоздалые звонки, и вечно назойливая подруга, что давно ждала в кафе, упорно ускоряли время и шаг несчастной.

И вот он, скоропостижный финал…

Говорят – «нарочно не придумаешь», но судьба настигла девушку практически в трех шагах от кафе. Лучшая подруга даже не успела махнуть ей рукой, как «черная молния» откинула Мари на несколько метров дальше от перехода. Что же дальше? А дальше: скорая помощь, полиция, крики и слезы подруги, реанимация…

Разряд мощностью 300 вольт пронзал переломанное тело. Врачи, как могли, пытались вернуть Дюпэн-Чэн к жизни, но писк монитора Холтера обреченно твердил об отсутствии признаков жизни.

Минута… еще минута… и все. Время наступления смерти 11:45.

Спустя час тело было доставлено в морг общественной больницы Мэри Ноэль Дана 1 1 Мэри Ноэль Дана (Mary Noelle Dana) – больница но Boulevard de Clichy, 60, XVIII округ Парижа, Париж, Франция , где уже в 14:30 было проведено вскрытие. Врач-патологоанатом кривым почерком констатировал смерть от множественных внутренних травм.

Погрузив обнаженное тело Мари в холодильный ящик, Жером Фьюри, бережно накрывал её белой тканью.

– Красивая девушка… И такая ужасная смерть…

На секунду остановившись:

– Чертовы медбратья, даже глаза ей закрыть не удосужились… – и только он хотел исправить эту оплошность, как его позвала медсестра.

– Месье Фьюри?

– Я тут!

– Вас срочно зовут в хирургию!

– Меня? – удивился он.

– Да, вас!

– Хм… ну ладно, иду…

И так и не сделав задуманное, он накрыл лицо Маринетт тканью, после чего захлопнул холодильник и ушел.

Холод… Глухая тишина, которую лишь изредка нарушает гул холодильной установки. Долгожданный покой для души, что уже почти оставила это тело. Незакрытые глаза и выражение лица, на котором застыла то ли боль, то ли улыбка…

Иссякший огонь этих сапфировых очей внезапно озарил белый дневной свет, такой яркий, что даже мертвый бы проснулся. Внезапное тепло в районе груди, и тело само готово сделать заветный вдох. Мутный, словно в белом дыму образ ангела, что своей доброй рукой обтирал свежие швы. И голос, что шептал ей:

– Вставай!

Полночь. Ночной Париж обильно поливает ливень. Старые улочки города любви давно не видели такого количества воды. Она бесконечной струёй все падет и падает с неба, словно кто-то, где-то там, высоко-высоко, забыл закрыть кран, и теперь, дар небес обильно покрывает каждый сантиметр старого тротуарного камня.

Людей на улице не сыщешь, но это и так понятно, кому охота ноги мочить? На дворе далеко не лето.

Большая часть парижан мирно спала в своих постелях, другая же – либо трудилась в ночную смену, либо пялила глаза в экран телевизора. Сырость и холод совершенно отбивали желание покидать постель, и потому, даже ночной поход в уборную превращался в своего рода квест.