Адика Олефир - Возвращение некроманта

— Естественно. Его ведь делали еще в то время, когда все повально верили в существование некромантов.

Больше ничего ценного узнать не удалось, Гвен не заметила в доме ничего подозрительного, гостей она не принимала уже больше десяти лет, а врагов у нее не было.

— Вы, наверное, захотите осмотреть все лично? — Гвен протянула детективу пропуск в поместье — перстень из белого золота, ободок которого украшала голова рыси. — Мы придерживаемся старых традиций.

— Я как раз хотела просить вас об этом, — Леванда надела кольцо на мизинец. — Благодарю.

— Картину я вам оставлю, сможете изучить, как выглядит зеркало.

— В этом нет нужды, — Лаванда не собиралась взваливать на себя ответственность по охране, несомненно, ценной реликвии.

Гвен пожала плечами, но картину забрала с собой.

Эллис смотрела на укрытый снегом лес, не отводя глаз и не слушая горьких причитаний за спиной. Лес кормил крестьян, щедро делясь ягодами, грибами, одаривая хворостом и позволяя выращивать овощи и пшеницу на волшебных полянах.

Однако плата за это была высокой. Раз в три года жители деревни отдавали лесу молодую девушку.

На этот раз жребий выпал Эллис, дочери кузнеца.

— И горячая кровь пусть растопит сердце зимы и подарит нам богатые урожаи! — провозгласил староста, когда умолкли плакальщицы.

Бабка Дебора и ее еще более старая сестра подковыляли к Эллис и набросили на худенькие плечи ритуальный красный плащ.

Односельчане расступились, открывая проход, и Эллис, сжав побелевшими от холода пальцами край плаща, неуверенно сделала первый шаг.

Снег хрустел под ногами, и она сосредоточилась на этом звуке, стараясь больше ни о чем не думать. За несколько минут Эллис продрогла до костей: тонкая ткань не спасала от холода.

Говорят, что один раз крестьяне отказались отдавать лесу дань, и тогда зеленая листва опала, и деревья стояли под снегом голые, а щедрые поляны перестали давать урожай. Начался голод, и людям пришлось смириться с необходимостью жертвовать своими дочерями. Эллис отвернулась от расчищенной дорожки, что вела на поляну, где колосилась рожь, и пошла прямиком по девственному снегу. На ее пути нет утоптанных тропинок. В лес никто не ходит: там нет ничего, кроме смерти.

Холодно. На ресницах замерзли льдинки невыплаканных слез. Эллис смотрела только под ноги, стараясь огибать глубокие сугробы. Поднялся ветер, и деревья грозно зашумели, словно недовольные ее присутствием. С веток полетели комья снега, норовя попасть по одинокой фигуре в красном плаще.

Эллис устало брела, готовая в любой момент упасть в ближайший сугроб и сдаться лесу, когда перед ней вырос мужчина. Он снял меховой плащ и накинул ей на плечи.

— Пойдем.

Тепло от чужой одежды тут же окутало Эллис. Она неосознанно вцепилась в ткань, пытаясь запахнуться еще плотней. Незнакомец был на две головы выше, и в его плащ Эллис могла завернуться трижды.

— Но…

— Ты хочешь окоченеть здесь? — не дожидаясь ответа, мужчина подхватил ее и понес.

— Я — жертва.

— Я знаю.

Эллис больше не спорила. Согревшись, она устало прикрыла глаза, позволяя незнакомцу нести себя сквозь лес. Обреченная на смерть, Эллис была уверенна, что хуже не будет.

Она не заметила, как уснула. Очнулась только от звука открывающейся двери.

— Банни, принимай гостью, — шепотом сказал кому-то ее спаситель.

— Ой, Берт, она же совсем еще ребенок!

— Знаю, — Берт положил девушку на лавку. — Ты как? Жива?

Эллис открыла глаза. Она находилась в просторной светлой комнате. Стены украшали рога оленей, а над входной дверью висела ухмыляющаяся голова матерого кабана.

— Я тебе мяту с малиной заварила, выпей, чтоб не заболеть, — пухленькая тетушка лет сорока, протянула ей глиняную кружку, из которой приятно пахло травами и вареньем.

— Спасибо.

— Банни тебе все расскажет, — Берт кивнул на тетушку.

— Берт, а как быть со свадьбой? — Банни выглядела встревоженной.

— А что не так?

— Она еще ребенок.

— Значит, завтрашний счастливчик подождет со своим правом столько, сколько будет нужно! — отрезал Берт. — Позаботься о ней.

Он вышел, хлопнув дверью чуть сильнее, чем следовало.

— Неужто никого постарше не нашлось? — вздохнула Банни, помогая Эллис снять плащ. Снег растаял, и тонкая ткань промокла насквозь. — Как у них совести хватило, отправить тебя в таком виде в лес? Он же совсем не греет.

— Я должна умереть в лесу.

— Чушь! — тетушка развесила плащ возле печи для просушки. — Я тоже из деревни. Меня отдали лесу девять лет назад. Ух и боялась я поначалу!