Иван Кудишин - Атомные Ринки

– И что же вы, эскулапы, можете предложить? Семидесятые годы на носу, а вы все еще ничего путного не придумали.

– Могу предложить одно – иметь всегда голову на плечах.

– Даже в постели?

– Даже в постели. И потом, моя дорогая, имей в виду, что каждый конкретный случай должен быть рассмотрен индивидуально.

– Что ты имеешь в виду?

– Три месяца назад я потерял молоденькую пациентку. Если бы вовремя был сделан аборт, она бы осталась жива и могла бы иметь детей.

– Почему же тогда этот ребенок убил ее?

– Родились сдвоенные девочки.

– Как? Сиамские близнецы?

– Да. Представь себе, Оксетт, ниже пояса это один человек, а выше – два.

– Почему? Из-за чего такое бывает?

– Это изменения на уровне генного кода, Окс. Результат радиоактивного облучения, по всей видимости.

– Надеюсь, она… они тоже умерли?

– Нет, они выжили, и даже сделали определенные успехи в своем развитии. Я имею в виду, успехи относительно своих сверстников.

– Боже мой! Ты с таким оптимизмом говоришь, как будто у этих бедняжек есть будущее!

– Все возможно, Окс. Конечно, скорее всего, они окончат свои дни в каком-нибудь закрытом пансионате для престарелых и инвалидов, но по-моему, у них все же есть шанс.

– О каком шансе ты говоришь, герр профессор! Они же не приживутся в социуме, не забывай об эффекте белой вороны. Ни образования, ни общения, ни семьи, ни счастья… Гуманнее было бы усыпить их, пока они еще жизни не видели.

– Вот тут-то ты, милочка, и попалась! Ты же сама пять минут назад говорила что-то о запрете абортов и о гуманизме к нерожденным детям, не так ли?

– Не лови меня на противоречиях, герр профессор! По-моему, ты эту историю выдумал, чтобы меня переспорить. Ну, или взял из какой-нибудь хрестоматии. Очень уж этот случай неправдоподобен.

– Хочешь взглянуть на них?

– Не откажусь, герр профессор, только завтрак доем. – В душе Оксетт царил сумбур, но не в ее правилах было идти на попятную.

Прикончив сухарницу, которую в больничном буфете готовили бесподобно, и запив ее остатками апельсинового сока из стакана профессора, девушка поднялась из-за стола:

– Пошли, дядюшка.

– Не пожалей потом.

Они ненадолго зашли в кабинет Далецки и облачились в белые накрахмаленные халаты. Оксетт последовала за дядюшкой в детское отделение. Они подошли к двери с надписью "Боксы". "Со мной"– сказал Далецки сиделке, попытавшейся остановить Оксетт. Фон Далецки пропустил Окс вперед.

В боксе номер пять никого не было, как ей сначала показалось. В углу стояла широкая детская кроватка, в какие обычно кладут двойни. На столике рядом были в беспорядке набросаны погремушки, стояла пустая бутылочка от детского питания.

– Ну что ж, иди.– сказал Далецки.

На ватных ногах Окс подошла к кроватке. На подушках лежали две очаровательные детские головки, тельце было прикрыто одеялом.

– Какие хорошенькие!..– дрожащим голосом произнесла Окс.

Вдруг одна головка открыла глаза – ярко-синие, обрамленные пышными черными ресницами. Окс уже приготовилась к тому, что девочка заплачет, но та широко улыбнулась беззубым ротиком и, выпростав из-под одеяла ручонки, потянулась к Окс, что-то лепеча на никому кроме самих младенцев непонятном языке. Девушка обратила внимание, что одно плечико у нее заметно меньше другого. Разбуженная движением сестры, проснулась вторая девочка, решила было разреветься, но, увидев нового человека у своей кроватки, тоже заулыбалась. Оксетт отдернула одеяло и содрогнулась: чуть выше пояса туловища девочек сливались вместе. Бедра были непомерно широкие, а ножки – по виду намного более сильные, чем у обычного трехмесячного ребенка. Существо оказалось абсолютно симметрично, плечики, обращенные друг к другу, были развиты несколько хуже, чем внешние.

– Мы зовем их Ринки. Правую половинку зовут Эрин, левую – Морин.

– Где их отец?

– Ему сказали, что ребенок умер.

– Зачем? Почему вы поступили с ним так жестоко? Лишиться сразу и жены, и ребенка…

– Я был обязан это сделать, Окс. Таков общий порядок. Да и он вряд ли смог бы дать им должный уход и воспитание, скорее всего, мучался бы сам и мучил их. Если бы мать осталась жива – тогда еще можно было подумать.

– Значит, родных у них нет. А кто за ними ухаживает?

– Сиделка Экхольм. Ты ее видела у входа в боксы. Она очень религиозна, считает Ринки чуть ли не знамением Армагеддона. Говорят, даже молится о ниспослании им – Далецки кивнул на девочек – смерти.