Стелла Александрова - Маскарад жизней

– Там пустырник в аптечке должен быть, принеси, Милена, – попросила Амалия Георгиевна, и присела рядом с дочерью. Обняла ее и прижала к себе.

Олеся насколько была красива, настолько и несчастна. В возрасте 5 лет в деревне у бабушки умудрилась попасть под электрический ток от радиоточки. Электрики, уходя на обед, набросили моток проводов на их забор, а проходившая рядом Олеся заинтересовалась и протянула правую руку потрогать. Протянула и так зацепилась, независимо от своего желания. Кричала, плакала, но только шокированная подруга была свидетельницей ее трагедии, стоя рядом и не зная как поступить. Олеся смогла чудом додуматься свободной левой рукой, по одному отгибая прилепившиеся пальчики правой ладони, освободиться. Упала на землю, и безмолвно осталась лежать так, пока, услышав детские крики, не сбежались взрослые. Сколько минут она находилась под воздействием напряжения – неизвестно. Но это обернулось для Олеси полной потерей речи на время и страхом оставаться одной. Со временем последний прошел, но восстановленная речь стала с дефектом.

В первом классе в первый же день учебы одноклассник, попытавшейся заговорить с красивой девочкой, увидев, что она никак не может ему ответить, мычит, спросил широко улыбаясь:

– Ты что, дебилка? – Увидев округленные в молчаливом удивлении глаза Олеси, – начал кричать, – дебилка, дебилка.

Это было концом начала школьного общения Олеси со сверстниками. Благо экзамены сейчас сдавать нужно письменно, поэтому и без разговоров с одноклассниками, отучилась в школе.

В объятиях матери девушка почувствовала себя под защитой, и на нее нашло и без пустырника успокоение.

– Лесечка, давай ты еще походишь к логопеду, – умоляющим тоном попросила ее мать.

Олеся вскинулась. Спокойствие вновь покинуло ее.

– Н-нн-нет! Я, я устала ходить. Все б-б-без толку.

– Тихо, тихо, – притянула ее к себе Амалия Георгиевна, и поднесла к ее губам бокал с пустырником. – Выпей, детка. – Олеся сделала пару глотков, – и завтра сходи на прием к травматологу, – посоветовала ей мама, – возьми больничный. А я позвоню тебе на работу, скажу, что ты заболела.

Леся с облегченнием кивнула головой.

– С-с-спасибо, мама. П-пойду к-к себе.

Амалия Георгиевна после ухода дочери уставилась на темный экран телевизора с мыслями, как же вылечить дочь от заикания. По специальности она была математиком, и ко всему у нее был прагматичный точный подход. Лечили дочь традиционными способами. Врачи, логопеды, психологи. 17 лет. Сейчас она размышляла, а права ли была, что не прибегла к бабушкам-ведуньям. Возможно страх так и не прошел, иначе заикания не было бы. В таком состоянии застал ее Олег Викторович. Это был мужчина 48 лет, высокий, подтянутый, стройный. Он всегда следил за собой и представлял интерес для противоположного пола. Но ему, кроме своей Лиечки, никого не надо было. Работал он главным инженером на заводе, в администрации, которой теперь трудилась и его дочь.

– Лия, – улыбнулся, обратившись к жене, – содержательный фильм? – пошутил он.

Амалия поднялась с дивана.

– Олеся хочет уйти с завода.

– Как же так?! – с досадой проговорил он. – Почему? – но вопрос был риторический. – Мне пришлось пройти через столько людей, чтобы ее взяли на это место. Ей ведь там даже и разговаривать много не надо!

В это время по коридору в кухню шла Олеся и услышала слова отца. На ее глаза мгновенно от обиды навернулись слезы. Она остановилась напротив двери в зал. Родной отец делал, чтобы она еще больше была в изоляции, понимая, что в ней есть ущербность. Амалия заметив ее, перевела взгляд, Олег Викторович оглянулся.

– Т-т-ты, п-п-папа меня н-н-никогда не любил, – выкрикнула она, – ненавижу, – четко произнесла она, глядя на него сквозь залитые слезами глаза. В голове снова на мгновение возникла адская боль, и тут же отпустила.

– Что ты говоришь, дочь! – произнес ошеломленный Олег. Но понимал, что вывод сделан из того, что он очень мало уделял время дочери. Часто выходило так, что даже если он и общался с ними, то больше с Миленой. Та могла тут же ответить, спросить, попросить, всегда улыбчивая. Чаще старшая сестра говорила за младшую. А та просто в согласии или в отрицании кивала головой.

Олеся развернулась, и побежала в свою спальню, забыв о ноге. Да и не болела она, болела ее душа.

Упала на свою кровать, и поджав ноги в позе зародыша, продолжила лить слезы. Никто к ней не подходил, пожалеть ее, от этого ей стало еще больше обидно. Никому в семье она не нужна.