София Веларди - Магия, любовь, Голливуд

– Где она находится? Долго мне придется носить гипс? Когда я смогу играть? У меня скоро прослушивание в оркестр оперного театра…

– Прослушивание нужно отложить, – отец замялся, присел рядом с дочерью. – Видишь ли, это маленькая, очень нежная косточка в запястье. Для того чтобы она правильно срослась, нужно носить гипс, а потом какое-то время поберечь руку. Не волнуйся об этом, милая. За то, других повреждений у тебя нет. Можно сказать, что тебе повезло – машина ехала на большой скорости, и ты могла…

Элли горько усмехнулась – и правда, ей повезло, она запросто могла погибнуть под колёсами спешащего автомобиля. Ей повезло…

…если бы только она не была талантливой, перспективной скрипачкой…

***

США, Стилл-Хейвен, дом Кэтрин Мелроуз

Питер Даррелл в задумчивости сидел в уютной гостиной. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что Кэтрин, которую он знал последние двадцать семь лет, и которую уважал и любил все эти годы, больше никогда не откроет ему дверь своего гостеприимного дома.

Её больше нет.

Питер вздохнул и посмотрел на фото Кэтрин, стоявшее на каминной полке. Какой прекрасной и юной она была, когда приехала сюда со своим мужем Марком Мелроузом!

Они поселились в доме, стоявшем на окраине, почти на берегу. Дом был не очень большой, двухэтажный, внизу – кухня, столовая и гостиная, наверху – две спальни. Зато у него было два хороших качества – он был добротным и со второго этажа открывался прекрасный вид на океан.

Кэтрин постаралась сделать этот дом настоящим семейным гнёздышком. Она быстро подружилась с немногочисленными жителями городка, и стала желанной гостьей и в магазинчиках, и в домах местных рукодельниц. И вскоре дом, простоявший пустым около десяти лет после отъезда прежних хозяев в «большой» город, превратился в уютный и приветливый оазис, с красивыми цветочными обоями на стенах, кружевными занавесками на окнах, картинами и фарфоровыми статуэтками, с мебелью из орехового дерева – немногочисленной, но изысканной. Некоторые вещи – картины, и часть мебели – Кэтрин привезла с собой, а остальное для неё сделали местные мастера.

Теперь, спустя двадцать семь лет после первой встречи, вернувшись с похорон Кэтрин, нотариус Питер Даррелл сидел в гостиной, в которой провел столько прекрасных часов, и которая теперь стала пустой и безжизненной – хозяйка покинула её навсегда.

«Кэтти, милая Кэтти… Я выполню твое последнее поручение», – подумал нотариус. Перед ним на столе лежали документы, письма, фотографии.

Он разложил их на несколько разных стопок, и убрал в разные отделы своего портфеля. Потом помедлил пару секунд, и решился – вытащил из красивой резной рамки фотографию Кэтрин и положил её во внутренний карман пиджака.

***

Санкт-Петербург

Элли играла прослушивание в оркестр оперного театра. Её лицо было сосредоточенным и серьёзным. Концертное платье струилось до пола мягкими складками, длинные, стройные ноги, чуть просвечивающие сквозь шифон, в туфельках на низком каблуке уверенно упирались в авансцену, где она стояла в луче прозрачного света. Девушка выглядела трогательно и волнующе одновременно.

Комиссия, сидевшая в глубине тёмного зала и состоявшая из руководства театра, дирижера и первой скрипки оркестра, внимательно смотрела на сцену: фея, стоявшая в круге света, и время от времени строгими глазами глядевшая в зал, была волнующе прекрасна. Мужчины, входящие в состав комиссии, не могли оторвать от неё горящих глаз – сочетание невинности и сексуальности будоражило их, горячило кровь. Но Элли этого не замечала – она работала.

Труднейшие пассажи каприсов Паганини словно искрились под её пальцами, смычок легко летал по струнам. Прослушивание прошло великолепно, и дирижёр оркестра сообщил ей, что она принята. Элли была счастлива – теперь она может сказать родителям, что в полной мере оправдала их надежды!

Счастье переполняло её. Элли стала укладывать скрипку в футляр, ей что-то мешало.

Что такое, почему её левая рука в гипсе?

Элли закричала и… открыла глаза – она в своей спальне. Это был сон. Ужасная действительность навалилась на неё всей своей тяжестью – и Элли зарыдала. Она плакала громко, навзрыд, горячие слезы текли ручьями, она захлёбывалась рыданиями – её сердце разрывалось от нестерпимой боли.

Послышались лёгкие шаги, дверь приоткрылась и в комнату вошла домоправительница: Нина служила в их семье с незапамятных времён. Скорее, её можно было назвать членом их семьи – она была ещё воспитательницей Елены Данилевской, в девичестве Ивановой.