Татьяна Корсакова: Проклятое наследство

– А вот так, – сказала баронесса. – Чего же вы хотели, Матрена Павловна, окружив себя людьми недостойными? – Голос ее упал до едва различимого шепота: – Чего же вы хотели после того, что совершили?

Подумалось вдруг, что Викеша для Наташки не самая плохая партия, коль уж деньжата у него и в самом деле водятся. А что негодяй, так главное, что Наташку любит. Он один только в союзниках и остался. И союзника этого сейчас главное не упустить.

Тоненько завыла Наташка, попыталась вырваться из объятий Викеши. Не понимает, дуреха, что он один нынче их спаситель.

– А остальные смерти? – спросил злотниковский выродок. Наташкино горе ему было неинтересно.

– А вы, Клим, разве не знаете? – Только ему одному баронесса улыбалась искренне. – Мастер Берг ведь с первого дня пытался всех вас предупредить, объяснить, что место это темное. – Она рассеянно провела рукой по своему изуродованному лицу.

– Неужто и в самом деле оборотень? – спросила Матрена Павловна со злым любопытством. – А личико твое кто разукрасил? Тоже оборотень или очередной полюбовник? – Захотелось ударить, да побольнее. Не все ж ей одной страдать. – Ах, я и забыла, полюбовника твоего тоже зверь загрыз. Такое вот прискорбное происшествие.

Эх, лучше бы Матрена Павловна ничего не говорила, лучше бы держала язык за зубами. Потому как посмотрела на нее баронесса таким взглядом, что сердце, до этого ноющее от боли, сейчас онемело от страха.

– Я все думала, как вас наказать, – заговорила баронесса шипящим своим голосом. – Сами-то вы никого не убивали, но ваши руки тоже по локоть в крови.

Не докажет! Если Викеша будет молчать, ничего-то эта гадина не докажет!

– А теперь вижу, вы сами себя наказали. – Баронесса посмотрела сначала на безучастного ко всему Севочку, потом на тихо поскуливающую Наташку. – Счастье материнское – в счастье ее детей. Счастливы ваши дети, Матрена Павловна?

– Не твое дело!

– Не мое. – Она согласно кивнула, нацепила маску. – Уже не мое. Клим, я надеюсь, вы не станете мстить этой недостойной женщине. Поверьте, кара настигнет ее и без нашего участия.

Злотниковский выродок смотрел не на Матрену Павловну и не на баронессу, а на свою невесту. Теперь уже наверняка бывшую, потому как после того, что она про него узнала, свадьбе уж точно не бывать. Не одной Наташеньке страдать, пусть и эта пострадает.

– И я думаю, теперь, когда вы знаете правду, надобность в покупке замка отпала. – Вслед за маской баронесса натянула перчатки. – Темное место… кровавое. Надеюсь, дань свою оно с людей уже взяло.

Мастера Берга отпевали в усадьбе. Людей, желающих проводить его в последний путь, пришло неожиданно много. Стояли мрачные, хмурые мужики, ломали в натруженных руках шапки. Всхлипывали бабы, утирали слезы уголками черных платков. Дядюшке бы больше понравились платки яркие, расписанные цветами, но уж какие есть.

Клим, занявшийся устройством похорон, с Анной почти не общался. Некогда было, да и страшно. Что она скажет, когда им выдастся возможность поговорить с глазу на глаз, каким взглядом посмотрит? Думать об этом Клим не хотел, оттого и занимал себя тысячей важных и неотложных дел.

В день похорон в Чернокаменске появился Кайсы. Молча подошел к Климу, многозначительно посмотрел на серебряное кольцо, заглянул в глаза долгим взглядом, спросил:

– Вспомнил?

– Вспомнил. – Взгляд Кайсы он выдержал, а вот к по-медвежьи крепким объятиям оказался не готов.

– Прости нас, парень. Не придумали мы с Августом ничего лучшего, чем жизнь тебе сломать.

– Не надо. Не за что вам у меня прощения просить.

О случившемся Клим думал много, бессонными ночами только и делал, что перебирал воспоминания, которые отняла у него албасты, а Евдокия вернула. И с каждым заново пережитым воспоминанием понимал, что нет в нем ни обиды, ни злости. Мастер Берг и Кайсы спасали его как могли. А ведь могли и не спасать. Знали ведь, чей он сын…

– Значит, зла не держишь? Это хорошо. – Кайсы кивнул, и неизменная его косматая шапка качнулась из стороны в сторону. – Девочка моя с тобой?

И что на это ответить? Вроде бы с ним, а вроде бы и сама по себе…

– В усадьбе. – Вот и врать не пришлось.

– Вот же как оно получилось: и тебя спасали, и ее, а все одно не уберегли. От судьбы, видать, не уйдешь.

От судьбы не уйдешь и от себя не уйдешь. От душевной боли не спрячешься. Как же легко ему жилось без воспоминаний и без глупых человеческих страхов! Как же тяжело жить сейчас, когда незнакомые до этого чувства разрывают на части, мешают мыслить здраво…