Ярославна Долина - Клейменая

Со всех ног бросилась вон из храма. Пробежав по мягкому лесному ковру, Кинни пересекла круглый мост через ручей и услышала топот копыт. Из-за раскидистой ели выехал Марри на своем вороном жеребце. Длинные светлые волосы парня развевались в стороны. Кинни улыбнулась и махнула ему рукой. Друг кивнул, и газель заметила, что он чем-то расстроен. Доехав до девушки, он спешился.

– Привет, – робко сказала газель. – Что-то случилось?

Марри пристально посмотрел на нее и отвел взгляд. Кинни тяжело вздохнула, хотела взять его за руку, но вовремя одумалась – газели в брачный период нельзя было касаться мужчин.

– А его ведь касалась? – хмуро спросил Марри куда-то в сторону. Девушка смущённо пожала плечами.

– Так это ж враг, да и не мужчина еще к тому же.

– Да что ты говоришь?! – воскликнул друг и раскрыл кулак. Кинни ахнула – на ладони друга краснела маленькая шелковая лента с котом.

– Но ты… – робко пробормотала газель, когда дар речи к ней вернулся, – ты же не можешь еще… то есть, тебя только через год посвятят.

– А это не имеет значения, – Марри размахнулся и забросил ленту далеко в ручей.

– Почему? – Кинни обернулась на храм и увидела через маленькое решетчатое окошко, как полыхнуло пламя в супружеском углу.

– Поехали, – напряженно выдохнул друг и протянул ей руку.

Кинни нехотя отодвинулась от него, помчалась в поселение пешком. Марри тихо выругался, вскочил на коня и, обогнав подругу, поскакал вперед. Газель побежала к дому самым коротким путем, не по тропинке, а напрямую через лес, перепрыгивая через ручьи, валуны и заячьи норы. Ленты из заплетенных кос цеплялись за дикие яблони, орешник и черемуху, оставались на еловых иглах и падали на траву.

Кинни выбежала из леса к воротам. В поселении антилоп было неспокойно. На высоком невестинском лент не было совсем. Одну, скажем, снял Марри. А остальные? Растерявшись, Кинни едва не ударилась лбом о спину молодого парня, посвященного в мужчины в последнюю весну, и только теперь заметила, что центральная улица поселения густо забита народом.

– Она здесь! – крикнула ровесница Кинни, с которой хранительнице никогда не удавалось найти общего языка.

Антилопы дружно обернулись к газели. Чем им-то она умудрилась насолить? Шрам на ладони болезненно запульсировал. Проталкиваясь через толпу любопытных зевак, старый Гейрт добрался, наконец, до дочери, ничего не говоря, взял ее за руку и повел к дому. Заметив Кинни, люди шарахались в стороны, как от прокаженной. Девушка низко опустила голову, сгорая со стыда. Отец подвел ее к родному дому и остановился возле невестинского столба. Под ним валялась в земле затоптанная синяя лента Марри с деревянным медвежонком и еще одна красная тесемка, которая принадлежала самой Кинни, – никто не успел ее снять, потому что рядом, прямо под железной подковой прабабушки, стоял ненавистный барс и сжимал в одной руке обагренный кровью меч, а в другой – киннину невестинскую ленточку.

– Кто-нибудь еще хочет оспорить мое право взять ее в жены? – громко крикнул варвар.

Девушка похолодела. Из толпы шагнул Марри. Барс кивнул ему в знак уважения, поднял меч для битвы.

– Нет! – громко сказал друг и обернулся к Кинни. – Пусть она сама выберет!

– У вас всегда ответственность перекладывают на женские плечи? – насмешливо спросил барс. – Мужчины не в состоянии принимать решения?

– Кинни! Скажи ему, кого ты выбираешь! – снова сказал Марри.

– Да, – варвар обернулся к газели, и она на мгновение засмотрелась в его серые глаза. – Скажи-ка, горлица. Кого ты вылечила, прикасаясь к нему в брачный период, да еще и не как-нибудь, а пролив на него свою собственную кровь?

Перед глазами Кинни все вдруг зашаталось.

– Барса, – едва слышно выдохнула она. Испуганное «ох» пронеслось по толпе. Гейрт побледнел. Варвар обернулся к Марри.

– Тебе еще нужно что-то знать?

Юноша метнул в Кинни резкий взгляд, полный ужаса и недоверия. Его губы шевельнулись, как будто Марри хотел что-то сказать, но потом снова сомкнулись с узкую полосу.

– Славься, жених и невеста! – придя в себя, закричали антилопы и затянули предсвадебную песню. В ней почти не было слов. Она представляла собой жалобное завывание, которое начинали мужчины, а потом подхватывали и женщины, и чем ближе к концу, тем ниже и торжественнее становились голоса. По щекам Кинни полились горькие слезы. Проклятый варвар. Какого ж рожна дернуло его свалиться наземь на ее пути? Что за темный дух заставил его сгубить жизнь молодой газели? Когда последняя, самая низкая нота предсвадебной песни простонала в воздухе, и зловещая тишина повисла над родительским домом Кинни, старший брат газели Орад взялся свободной рукой за топор и срубил невестинский столб сестры. Второе плечо его было накрепко связано белоснежной тканью, через которую щедро сочилась кровь, – видно, тоже на защиту Кинни вставал. Свежее еще дерево глухо застонало и повалилось. Народ в очередной раз ахнул – прабабушкина подкова раскололась надвое. Дрожащими пальцами отец сжал холодную ладошку несмышленой дочери, шагнул к барсу и вложил ее в руку жениха. Газель подняла заплаканный взгляд на барса. Мужчина тепло улыбнулся, смахнул с ее щеки соленую каплю и прижал невесту к груди так, будто мечтал об этом уже много лет.