Ярославна Долина - Клейменая

3

– Прости меня, – тихо шептала Кинни одни и те же слова, уткнувшись лбом в холодный пол храма, где провела большую часть своей жизни.

Она сидела здесь на коленях с того самого времени, как ненавистный враг добрался, наконец, до поселения и закрылся в глинобитном жилище вождя. Айна вышла почти сразу, целая и невредимая. Родители Айны отругали Кинни, подруги вовсе перестали с ней разговаривать. Мать с отцом не схватились за розги только потому, что дочь вступила в брачный возраст, а кто ж возьмет в жены непокорную девку, да еще и избитую к тому же. Все три ее ленты с котами по-прежнему развевались на теплом летнем ветру.

– Я никчемная хранительница, – всхлипнула Кинни. – Я не смогла уберечь младшую свою сестру.

В храме было просторно и необыкновенно тихо. Пол усыпан белоснежными лепестками, в больших глиняных горшках росли маленькие горные сосны. За одной из них в каменной чаше в несколько раз меньше той, что находилась на женской скале, мирно покоилась кристально чистая вода, дорого обошедшаяся двум юным хранительницам.

– Не кори себя, дитятко, – седой хранитель добродушно опустил костлявую руку на каштановую голову молодой газели. – Ты ни в чем не виновата. Уж я-то знаю.

Кинни подняла взгляд на старого Свихта. Он был хранителем храма уже много-много лет, и никто не мог точно назвать его возраст. Насколько газель знала, старец воспитывал еще ту хранительницу, которую Кинни сменила в день своего рождения.

– Мудрый Свихт, – вытирая слезы, сказала Кинни, – скажи, в чем я ошиблась? Где оступилась? Почему не уберегла ее?

Старец добродушно улыбнулся.

– Ты не о юной Айде думай, а в свое сердце зри.

– В свое? – удивленно всхлипнула Кинни. – А что в нем не так?

– Хорошо ли я учил тебя воинскому делу? – задумчиво спросил хранитель.

– Хорошо, старче, – искренне отозвалась газель.

– А душевной прозорливости?

– Тоже хорошо, старче, – сосредоточенно повторила Кинни.

Мудрец печально улыбнулся и покачал головой.

– А вот оказалось, что Айна научилась гораздо большему, чем ты.

Газель почувствовала, как желудок ее начал завязываться в узел от волнения.

– Почему? – выдохнула она, сдерживая с новой силой подступающие слезы. Мудрец еще раз добродушно погладил ее по голове.

– Зри в свое сердце.

С этими словами он подал девушке большой овальный орех, каких Кинни никогда еще в своей жизни не видела. Девушка попыталась обнять его обеими ладонями, но ничего не вышло.

– Что это? – подняла глаза на Свихта.

– Это орех, – спокойно ответил хранитель. – В заморских странах его называют кокосом. Хочется ли тебе его попробовать?

– Да, – сосредоточенно сказала газель.

– Он твой.

Девушка покрутила орех в руках – шершавый, тяжелый… Достав кинжал, попыталась разломить его. Кокос был на удивление крепким – таких твердых орехов Кинни никогда еще не пыталась расколоть. Потерпев неудачу с кинжалом, девушка попробовала разломить его руками и, в конце концов, бросила на каменный пол. Орех с треском разбился, и из него вытекла прозрачная ароматная жидкость.

– Что это? – досадливо поморщилась Кинни.

– Очень вкусное кокосовое молоко, – спокойно ответил мудрец. Девушка тяжело вздохнула. Ну вот. Всегда так. Если уж руки с самого рождения не с того места растут…

– Смотри, – хранитель достал еще один орех, проткнул острым ножом одну из трех вершин и перевернул кокос над деревянной чашей. Из него тут же закапало молоко.

– Внешняя твердость может быть обманчива, – спокойно заключил мудрец. – Так же как мягкость, податливость.

Он подошел к деревянному шкафу, где хранители держали цветы и благовония для храма, достал оттуда привлекательный крупный оранжево-красный шар и протянул девушке. У Кинни потекли слюнки. Уж с этим-то фруктом она и сама разберется.

– Хочется? – улыбнулся хранитель. Газель воодушевленно кивнула. Мудрец достал нож и разрубил плод пополам. На удивление, никакого особенно приятного запаха девушка не почувствовала. – Это чилибуха, рвотный орех. Очень ядовит.

Кинни нахмурилась. Ничему жизнь ее, дурищу такую, не научила…

– Зри в сердце, – снова сказал мудрец и понес фрукт из храма.

Газель тяжело вздохнула. Вот так. Думала, это Айне придется целыми днями выслушивать уроки духовного зрения, а оказалось, что помощь необходима ей… Кинни поднялась на ноги и двинулась по периметру храма, поднося руки к каждому пламени, встречающемуся на пути. Пламя привязанности к родителям приятно грело, огнем, горящим в честь почтения к родине и племени, чуть не полыхнули руки, а вот пламя любви к ближнему едва чувствовалось. Мудрый Свихт учил, что хранительница должна так воспитывать свою духовность, чтобы каждое пламя доставляло ей только приятное тепло, чтобы любовь в сердце ее была уравновешена, поскольку от этого следует и порядок в жизни. Кинни до такой гармонии было так же далеко, как до заморской страны кокосов. В самом дальнем углу храма в высоком статном подсвечнике стояла свеча, толстая, сплавленная из медовых сот в форме двух переплетенных колосьев, клонящихся к земле под тяжестью зерна, и горела она далеко не всегда, а только когда душа человека была к этому готова, – пламя любви к мужу или жене. К ней имели право подходить замужние газели и женатые мужчины, а также девушки, выбирающие жениха из трех предложенных. Кинни никогда не уделяла ей особенного внимания, потому как и ухаживать за этой свечой могли тоже только замужние, да и стояла она так, что не особо бросалась в глаза. Но сейчас Кинни заметила тлеющий фитилек и замерла, как вкопанная. Ни дать ни взять, кто-то все-таки снял ленту с этого проклятого невестинского столба.