Ирина Якубова - Легенда о солнечном свете

– Позовите срочно Рыжова! – крикнула она.

– Да я это. Кто говорит?

– Это интерн Кривулина. Я из морга звоню. Николай Сергеевич, бегите скорее сюда. Он жив, этот парень! У него есть давление и пульс. Я здесь. Я Вас жду.

Николай Рыжов, умудренный опытом реаниматолог, с сорокасемилетним стажем чуть не выронил трубку из рук. Его сердце застучало, как бешенное. Он на секунду задумался: «Как так? Твою ж мать! Я его и впрямь как-то вскользь осматривал… Вот б*я…» Ещё через секунду бедный Рыжов, превозмогая боль в суставах и чудовищную экспираторную одышку, в одной пижаме на голое тело, в резиновых шлёпках нёсся во весь опор, перескакивая сначала через две ступеньки, потом через большие сугробы, поскальзываясь на каждом шагу, прижимая к груди чемоданчик, к моргу больницы. Он не мог допустить такого провала: «Констатировать смерть живому пациенту. Да… Старею. Только б успеть!» Перед дверью морга Рыжов притормозил, чтоб отдышаться и пшикнуть в горло из ингалятора. Его тело адски болело, так он не бегал уже лет тридцать. Казалось, ещё немного, и его скелет разрушится на части, сложится, как карточный домик. Ноги устали болеть, и теперь просто отказались слушаться и онемели от пальцев стоп до самых паховых складок. Про мокрые носки и штанины можно даже не упоминать. Вбежав в секционный зал, Рыжов отстранил раскрасневшуюся возбуждённую Машу, подошёл к металлическому столу, откинул простынь с молодого человека, которого два часа назад признал мёртвым и… подавляя назревающую истерику отошёл в сторону. Он прислонился спиной к ледяной стенке морга и съехал по ней вниз, усевшись на корточки. Он вытер пот со лба трясущейся рукой. Подумал, что подняться самостоятельно не сможет. Потом пристально посмотрел на ничего не понимающую Машу. В нём боролись два диких желания: разорвать Кривулину на части прям здесь и оставить растерзанный её труп до утра, или же сделать то же самое чуть позже, на отчёте у главного врача в присутствии коллег.

– Николай Сергеевич… Я… – начала лепетать девушка, кажется до неё стало что-то доходить.

Реаниматолог тёр пальцами виски и приговаривал, кажется, сам себе:

– Трупное окоченение… Трупные пятна… Какое давление? Какой пульс?

– Конечно, он давно окоченел. Вон, твёрдый, как камень. И синий весь, особенно там, со спины. Трупак стопудовый. – вставила реплику санитарка баба Катя.

И тут Маша поняла: она, горе-докторша, нашла признаки жизни у человека, умершего два часа назад, в его теле уже начались процессы разложения, и, ясное дело, спасти его не представлялось возможным.

Как Рыжов добрался обратно до больницы, и как он смог вообще идти со своими коленями, и всем остальным, что у него барахлило, никто не знает. Но придя в отделение, он первым делом принял стакан спирта. Залпом. Потом уколол обезболивающее. А потом закончилось дежурство.

Ещё до утренней планёрки об этом инциденте уже знала вся больница. На конференции даже появился главный врач, чтоб посмаковать подробности. Многие доктора открыто посмеивались над Марией, другие по-доброму смеялись над многострадальным Рыжовым. В целом, было весело. Главный врач, подсев поближе к Марии, без малейшего упрёка тихонько спросил:

– Кривулина, ну как же так?

– Вы же сами сказали, бдительной надо быть, и самодеятельностью не заниматься.

– А что это было, если не самодеятельность? Ну сказал же реаниматолог: «В морг!» Значит в морг и всё. Или ты решила, что умнее деда Рыжова?

– Ну простите…

– У старика прощения проси. Он после ночной пробежки голышом по морозу, поди сляжет. Ёжкин кот!

Маша потом старалась Николая Сергеевича стороной обходить, в реанимацию «носа не казала». Так стыдно было.

В общем, в очередной раз развеселился Борис, вспомнив эту историю. В ординаторской он ещё раз покурил, отхлебнул остывшего чая и отправился в операционную. По пути мило недвусмысленно подмигнул медсестре Ире, возившейся на сестринском посту с документами. Здесь же уже сидели Саша Руденко с мамой. Мальца немного потрясывало, оперироваться он не хотел, а спокойная Ира, с лицом знающего специалиста рассказывала ему про то, что аппендицит – это не страшно, и всем его вырезают в детстве. Убеждала не бояться. Уже через десять минут мальчик лежал на операционном столе, сжав губы и приготовившись к самому дурному. Борис, перед тем, как «помыться» (прим: мыть, обрабатывать руки хирурга спец. средствами перед операцией) наклонился над ним и сказал:

– Сашок, расслабься. Сейчас будешь мультики смотреть. Тебе какие нравятся? Заказывай!