Сара Маас - Королевство шипов и роз

Поцелуй за каждый день нашей разлуки, за каждую рану и вспышку ужаса. Поцелуй за чужую татуировку на моем теле. И за все дни, ожидавшие нас впереди. Быть может, я не заслуживала этих дней счастья, но сейчас мне не хотелось об этом думать. В моей душе снова горел огонь, и я терялась в новых ощущениях. Я заново познавала Тамлина.

Я проснулась оттого, что меня внутри слегка пощекотали, потом дернули за невидимую ниточку.

Тамлин вовсю спал, утомленный вчерашним днем и нашей ночью. Через несколько часов мы покинем Подгорье и вернемся домой. Мне не хотелось будить Тамлина раньше времени. Я молила забытых богов, чтобы и впредь спать так же крепко и безмятежно, как сегодня.

Я знала, кто позвал меня. Знала раньше, чем открыла дверь и двинулась по коридору, спотыкаясь на каждом шагу. Я все еще привыкала к новому телу, училась заново держать равновесие и быстро ходить. Пока что мои шаги были медленными. Я долго поднималась по узкой лестнице и наконец увидела лучик света на верхних ступеньках. Лестница вывела меня на балкончик посреди горного склона.

Свет солнца больно ударил по глазам, и я прикрыла их ладонью. Мне почему-то казалось, что сейчас еще ночь. За три месяца, проведенные в подземельях, я напрочь потеряла представление о настоящем времени.

Ризанд стоял возле каменных перил. Увидев меня, он усмехнулся:

– Я и забыл, что ты давно не видела солнца.

У меня от света заслезились глаза. Я молчала, пока они не привыкли к солнцу и я не смогла взглянуть на окрестности без резкой головной боли. Меня приветствовала цепь фиолетовых гор с заснеженными вершинами. Камень этой горы был коричневым и совершенно голым. Ни травинки, ни островка снега или льда.

Я посмотрела на Ризанда. За его спиной красовались сложенные перепончатые крылья, но руки и ноги оставались вполне фэйскими, без когтей.

– Чего ты хочешь? – спросила я.

Вопрос мой прозвучал без прежней резкости. Не могла я рычать на него, помня, как Ризанд атаковал Амаранту, пытаясь меня спасти.

– Всего лишь попрощаться, – ответил он.

Теплый ветер ерошил ему волосы, сдувая с плеч дрожащие полоски тьмы.

– А то ведь твой любимый умыкнет тебя навсегда.

– Не навсегда, – возразила я, покачав у него перед носом татуированными пальцами. – Или тебе уже не требуется мое присутствие по неделе каждый месяц?

Прозвучало достаточно холодно. Пусть знает.

Ризанд слегка улыбнулся, пошелестел крыльями.

– Разве я мог забыть?

Я смотрела на его нос, из которого совсем недавно хлестала кровь. Я помнила, какой болью полнились его фиолетовые глаза.

– Почему? – спросила я.

Ризанд понял мой вопрос и, по обыкновению, пожал плечами.

– Когда-нибудь об этих днях сложат легенды. И я не хочу, чтобы в них написали, что я стоял в стороне. Пусть мое будущее потомство знает: я не стоял в стороне и не жался к стенам. Я сражался против нее до конца, даже сознавая бесполезность своих выпадов.

Я заморгала, но на этот раз причиной был не блеск солнца.

– И еще, – продолжал Ризанд, впиваясь в меня глазами, – я не хотел, чтобы ты сражалась одна. И умирала одна.

Мне вспомнился умирающий фэйри с оторванными крыльями. Тогда я сказала Тамлину те же слова.

– Спасибо, Ризанд, – прошептала я, чувствуя, как у меня перехватило горло.

Он улыбнулся, как часто бывало, одними губами. Глаза оставались серьезными.

– Сомневаюсь, что ты скажешь спасибо, когда я заберу тебя ко Двору ночи.

Я не посчитала нужным отвечать и снова повернулась к горам. Они заслонили собой все, сверкающие и тонущие в тени. А над ними простиралось безоблачное синее небо.

Но во мне ничего не шевельнулось. Мне не хотелось запоминать игру света и красок.

– Ты полетишь домой? – тихо спросила я.

Он так же тихо засмеялся:

– Увы, это заняло бы больше времени, чем я могу позволить. Как-нибудь я снова поднимусь в небеса.

Крылья исчезли внутри его сильного тела.

– Ты никогда не говорил мне, что любишь крылья, любишь летать.

Я всегда думала, будто способность принимать крылатое обличье не вызывает у него ничего, кроме скуки. Значит, очередная маска.

– Видишь ли, обычно все, что было мне дорого, у меня отбирали. О моих крыльях знают очень немногие. И о любви к полетам тоже.

На его щеках – белых, с легким голубоватым оттенком – появился румянец. Может, когда-то у него было загорелое лицо. Верховный правитель, любящий летать, но запертый в лабиринтах Подгорья. Трудно придумать более изощренную пытку. Фиолетовые глаза Ризанда до сих пор подернуты тенями, не имевшими ничего общего с его рукотворной тьмой. Исчезнут ли когда-нибудь эти тени?