Ирен Нерри - История одного оборотня - Я не полукровка! (СИ)

Утром парни разбудили меня, но я отогнал их, не желая подниматься. Бурча, что я второй день пропускаю занятия, они ушли. А мне до ужаса не хотелось вставать. Лежа в кровати, казалось, что вчерашнего дня не было. Но произошедшего не изменить, и только оставалось научится мириться с этим. На душе было так тоскливо, что снова захотелось взвыть. Захотелось оказаться дома, в кругу семьи, где тебя все любят и понимают, и никто ни в чем не упрекает.

Заставив себя подняться, я расхаживал по комнате, не находя место и пытаясь собраться с мыслями. День обещал быть не легче вчерашнего. Сходив в душ, что было приятно после вчерашних скитаний по лесу и среди людей, заварил себе кофе. И уселся с чашкой у окна, смотря на университетский двор, большая часть которого была хорошо видна из нашей комнаты на втором этаже. Здания общежитий располагались полукругом по обе стороны учебного корпуса, тем самым образовывая сам двор, так что почти со всех жилых корпусов он просматривался. Находящиеся в нем студенты занимались своими обычными делами: сидели на еще зеленой траве, под деревьями, занимались учебой за столиками под открытым небом, ходили по дорожкам, просто стояли группками, общаясь. Для них это был обычный день из многих. Но только не для меня.

Мне предстояло вернуться в окружение, где меня теперь будут воспринимать совсем по-другому. Можно даже не сомневаться в этом. Как поведали вчера ребята, слухи уже поползли, и сегодня только ленивый не будет об этом знать.

Что ж, я пытался настроить себя на самое худшее, чтобы потом не расстраиваться. Необходимо было собираться на занятия, для меня их никто не отменял. Но продолжал сидеть у окна, не имея малейшего желания куда-либо двигаться. Потом все же встал, относя чашку в мойку, но опять уселся за кухонный стол, оттягивая неизбежное. Уткнувшись лбом в сложенные на столе руки, разгонял мрачные мысли, но никакое самоутешение не помогало. Однако, вечно прятаться в комнате тоже не выход. В таком случае лучше было сразу убраться домой.

Не дождутся! Это означало бы поражение и признание нацепленной на меня метки. Если они хотели войны, то они ее получат. Не стоило дразнить волка, приемника стаи!

Такие рассуждения взбодрили меня и придали уверенности. И тогда я принялся собираться на учебу, хоть и пропустил первое занятие. Одеваясь, решил надеть синюю толстовку с капюшоном. Не пропадало желание спрятаться от всех. И прихватив рюкзак, вышел в коридор. Там уже никого не было — все давно на учебе.

Каждый, если не занимался обучением, находил себе какое-то другое занятие. Хотя основное - учеба, именно для этого поступали сюда. Прогуливали редко, да и негде было. Все были всё время на виду у преподавателей и ответственного за нас персонала университета, так называемых смотрителей, следивших за тем, чтобы мы не поубивали друг друга и не калечили беспричинно. Существ, подобных нам, трудно держать под контролем. И только организация нашего сообщества, сформировавшаяся за тысячелетия, позволяла сохранять в повиновении такое количество агрессивного молодняка. Младшие обязаны подчиняться старшим. На время учебы вся жизнь студентов крутилась на университетской территории, покидать которую запрещалось — вокруг находился мир людей. Для них универ существовал, как частное закрытое учебное заведение для проблемных подростков: въезд по пропускам, вооруженная охрана, видеонаблюдение. Все как на режимном объекте. Конечно, волка, способного взбираться на пятиметровую стену с разбегу, это не могло удержать, но любопытствующих и желающих заглянуть сюда отпугивало. Кто-то даже считал, что это тюрьма. Но за стеной для нас все было обустроено красиво и уютно, почти как дома.

Закрывая за собой двери, я обнаружил прикрепленную на них бумажку, которую не заметил сразу. Оторвав ее, увидел карикатурный рисунок: волк с человеческой головой и надпись «Полукровка». Это вызвало у меня вспышку гнева и произвольное рычание. Вот оно началось — травля и унижение.

Обнюхав бумагу и учуяв собачью мяту, понял, что автор сего послания позаботился о скрытии следов. Для сравнения с теми же красками, собачья мята делала все запахи серыми, словно обесцвечивая их. Яростно скомкав бумажный клочок, я достал из кармана зажигалку, которую привык таскать с собой. Не знаю почему, но часто носил ее с собой, хоть оборотни обычно не курят. Запах табака и дыма приятен в слабой концентрации, но не тогда, когда твое тело горит изнутри. Подобное очень вредно для нюха и нагружает организм лишней регенерацией. Однако находятся те, кто отваживается на такое, не щадя своего тела. А уж курящие люди, и при этом больные, имеют отвратительный запах. Щелкнув зажигалкой, я поджег бумажку, удерживая ее на ладони до конца, пока огонь не сожрал всю. Стиснув зубы от боли и игнорируя ожоги, наносимые огнем, я выронил пепел из руки на пол.