Алекс-Мари - Ката – дочь конунга

Ее как будто не слушали. Женщина, что руководила этой группой захвата, подошла, посмотрела на Машу.

– Тащите в клеть пока, – скомандовала она, – да скажите Зорице, пускай разденут ее, неизвестно, кого эта лиходейка ограбила.

– Никого я не грабила! – воскликнула Маша, – отпустите!

Конечно, ее никто слушать не стал. Мужики подхватили ее под локти и поволокли из горницы. Женщина шла следом и причитала.

– Что ни день, тащит Катька в хоромы всякое непотребие. До этого хоть сироты да убогие были, а теперь уж принялась злодеек в дом приводить… Ох, много ей позволяет государыня княгиня, ох много! Я бы хворостиной по заду, чтобы сидела тихо, молилась да за братом ухаживала. А то распустили девку, кто ее замуж-то возьмет, такую шальную?

Мужики потащили Машу вниз по ступеням, а женщина пошла дальше по длинному коридору, продолжая горестно причитать, качая при этом головой. Машу приволокли в нижние этажи, где совсем не было окон, и забросили в одну из каморок, захлопнув за спиной дверь. Скрипнула железная щеколда. Маша встала с колен, потирая локоть, которым сильно ударилась при падении, подошла и толкнула дверь в надежде, что она окажется хлипкой. Дверь не шелохнулась.

Слезы прыснули из глаз, и она, чтобы не разреветься в голос, часто задышала, стараясь проглотить горячий ком в горле. Вот влипла так влипла! Маша пнула тяжелую деревянную дверь, потом еще раз, с размаху, яростно, высоко поднимая ногу и врезаясь в доски тонкой подошвой сапожка. Дверь только глухо постукивала, видно все же где-то примыкала не очень плотно. Маша пинала дверь пока не обессилела. Наконец она выдохлась, на последнем издыхании выругалась от души и присела на корточки у стены.

Так, надо отсюда валить и побыстрее. Хватит приключений, сейчас кто-нибудь войдет, сразу бить между глаз и выскакивать наружу. Главное, чтобы не мужики. С этими древними качками она не справится точно, а тот, которому она ляжку проткнула, и вовсе злой, пришибет на месте. Когда тащил, так сжимал предплечье, что аж рука по локоть отнялась. С бабой она справится…

Но никто не приходил. Неизвестно, сколько прошло времени, по ощущениям часа два. Устав сидеть на корточках, она села прямо на земляной пол и положила голову на колени. Чтобы чем-то себя занять, Маша завела руки за голову и начала распутывать кокошник, туго привязанный к волосам. Постепенно распустила узлы, сняла дурацкую корону и положила рядом с собой. Когда будет сматываться отсюда, не забыть бы прихватить.

Голове сразу стало легче. Маша мысленно восстанавливала в памяти, путь, по которому шла, чтобы потом не метаться из угла в угол. Потом вспомнила девчонку. Интересно, что ей сказали? Наверное, что Маша ушла. И она ведь поверит! Похоже, она всему верит, такая забавная.

Дверь загремела, и Маша вскочила на ноги. Но ни ударить, ни метнуться к выходу не успела, потому что в двери проникла маленькая пожилая женщина в темном платке, закрывавшем всю голову и плечи. Бабуля держала в руках что-то темное и что-то светлое, очевидно, одежду для Маши.

– Ну, здравствуй, красавица, – поздоровалась она, – вот ты какая!

– Какая? – растерянно спросила Маша. Она досадовала, что сразу не решилась бежать, теперь придется общаться с этой бабкой.

– Да про тебя весь терем судачит! Мол боевая девка, на Миловида с копьем кинулась, еще бы маненько и убила!

Маша хмыкнула.

– Нужен мне ваш Миловид! Сказала же – не подходи, а он лезет!

– Ты, девонька, снимай одежу-то, – ворковала старушка, – Доброгнева велела снять с тебя чужие вещички. Да не волнуйся, вот тебе взамен, голая сидеть не будешь!

– Не буду я снимать! – заупрямилась Маша, – вот еще! С чего вы взяли, что это чужие? Может мои?!

– Да откуда у тебя, голуба, такие наряды? – искренне изумилась бабка, – будь ты боярышней или купеческой дочкой… И то, не у каждой боярышни такой венчик и понева расписная, расшитая. Значит точно украла.

Бабкина логика была железная, даже возразить нечего.

– Да ну вас, – с досадой ответила Маша, – переодеваться не буду, сказала же!

– Не упрямься, – все так же спокойно произнесла старуха, – сама не будешь, придут люди, разденут, опозорят. И колечки снимай! Завтра княгиня приедет, судить тебя будут, накажут, пальцы-то отрубят на одной ручке, будешь знать, как чужое брать.

– Да вы чего тут, озверели все?! – со слезами в голосе воскликнула Маша, – бабуль, ну отпусти ты меня! Поверь, не воровка я, и никто, уйду, и больше вы меня не увидите!