Лариса Кириллина - Око космоса

Защиты магистерских в Колледже космолингвистики больше напоминают праздник, чем строгий экзамен. Никакой анонимности здесь не предполагается, все ведь знают, кто на какую тему и под чьим руководством пишет работу. Процедура публичная и похожа на парад выпускников и на состязание их наставников. Присутствовать могут и преподаватели, и студенты, и даже родственники – вход свободный.

Далеко не всякий, завершающий полный курс обучения, претендует на степень магистра. Некоторые получают диплом без степени, это ничуть не зазорно. Другие не доводят магистерскую до конца или предпочитают не выносить на защиту – она учитывается в документах, но остается в архиве Колледжа на правах обычной экзаменационной работы. Бывает, рецензенты высказывают пожелания внести в представленный текст исправления, и если студенту с его руководителем удается сделать это оперативно, то степень может быть присуждена, а сама работа разослана по инфоцентрам. Но, если уж выпускник дошел до защиты, преднамеренно его не заваливают, и уже тем более не сводят личных счетов с руководителем. Вся критика обусловлена только заботой о репутации Колледжа космолингвистики.

Мой случай казался ясным и совершенно беспроигрышным. Одна из лучших студенток, всезнайка, отличница, полиглот, любимая воспитанница язвительного и придирчивого профессора Джеджидда, который неоднократно устраивал мне разносы при всех, когда я небрежничала и ленилась, – «та самая Юлия», которую под конец зауважал даже страшный профессор Уиссхаиньщщ, космическая героиня…

Текст мы вылизали до противности, в нем не осталось ни малейших огрехов. Примеры на всех языках приводились в их собственной письменности, сопровождаясь транскрипцией на космолингве. Иллюстрации включали таблицы, графики, картинки, аудиофайлы и даже недлинные видео.

Рецензентами по решению деканата стали профессор Чаро Чараки, бывший руководитель Маиллы, у которого я некогда изучала фонетическое моделирование и раравийский язык, и профессор Лори Кан, преподаватель общей теории языкознания и истории земных языков.

Профессор Чаро Чараки высоко оценил мой труд, огласив лишь несколько несущественных замечаний. Например, упрекнул меня в том, что я нигде не использовала свое знание раравийского, между тем это стоило бы сделать хотя бы ради сравнения. Я обещала ему включить эти сведения в пару таблиц. Поправка пустячная, просто в два клика.

От Лори Кан я ждала примерно такого же отзыва. Дескать, да, работа прекрасная, только тут хорошо бы добавить пример, тут уточнить дефиницию, там сослаться на источник, который я упустила из виду. А так – поздравляю, Цветанова-Флорес, вы отныне магистр!

Лори встала с довольно кислым выражением на своем хорошеньком личике, как всегда разрисованном яркой косметикой. И сказала нечто совсем неожиданное.

«Дорогие коллеги, мне трудно оценить представленный текст. Я не знаю и не могу судить, насколько он принадлежит соискательнице, и какова здесь доля участия ее научного руководителя. Мы, конечно, давно знакомы с профессором Джеджиддом, знаем его замечательные труды, очень ценим его педагогические таланты. Однако мы не читали еще ни одной научной статьи, написанной лично студенткой Цветановой-Флорес – курсовые работы не в счет, это квалификационные экзерсисы. Сама она неоднократно говорила в частном кругу, в том числе на моих семинарах, что не видит себя исследователем, а мечтает быть переводчиком. Тем не менее, текст магистерской получился научным, насыщенным сложными терминами, а местами блестяще написанным. Именно необычно высокий уровень представленной на защиту магистерской заставляет меня осторожно предположить: перед нами по меньшей мере совместное творчество выдающегося учителя и старательной ученицы. Поэтому у меня лишь один вопрос к магистрантке: способна ли она чем-либо подтвердить свое авторство и сделать это достаточно убедительно?»..

Ничего подобного я не ждала. И мы с Ульвеном даже не обсуждали возможность такого наскока. Говорить за меня он не мог. Я должна была защищаться сама. Против Лори Кан. Студентка – против профессора.

Ну, прецедент в моей биографии уже имелся. Когда я, второкурсница, сцепилась с Уиссхаиньщщем. Тогда Лори Кан взяла мою сторону. И теперь я не испугалась, а разозлилась.

Папа, сидевший рядом, успел шепнуть мне: «Юла, спокойствие, рассуждай как юрист». Но какой из меня юрист? И всё-таки межпланетное право мы изучали, какие-то положения в голове закрепились.