Дарья Кова - Трофей генерала

– Я согласна! – ответила, отстраняясь от своих слов.

Это нужно сделать. Нужно и точка!

– А вы, Александр, согласны жениться на Адриане Фокс?

Генерал посмотрел на меня так нагло, с таким напыщенным взглядом, что мне тошно стало. Его вскинутая по-хамски бровь так и раздражала. Но он не торопился с ответом, словом это я тут возжелала за него выйти, а он еще и думает.

– Хорошо, согласен… – как будто делая мне одолжение, проговорил генерал Гром.

Я не смогла не закатить глаза, показывая ему свое реальное отношения. От него это естественно не укрылось, и улыбка блеснула на его лице. Обычно, когда человек улыбается, появляется какое-то тепло, какое-то доверие к нему. Но когда улыбается Гром, какой бы красивой ни была его улыбка, идет только отторжение. Он весь лживый и искусственный. Он злой и надменный… Он монстр!

– Прошу обменяться кольцами, – сказал Аластор.

А я тихо начала ликовать. У меня же нет никакого кольца. Я уже готова была рассмеяться ему в лицо, но сразу же ретировалась, ведь Гром достал из кармана два кольца. Одно предназначалось мне, другое – ему. Взяв мою руку, генерал Гром посмотрел в мои глаза. Его синий с дьявольским огоньком взгляд неожиданно для меня самой взбудоражил. Я отвела глаза. Надев на безымянный палец правой руки кольцо, положил мне в ладонь тот перстень, что я должна была надеть ему.

Правый безымянный палец?! Я немного усмехнулась. Что с них взять, с язычников! Кольцо должно быть на безымянном пальце левой руки, именно он ближе всего к сердцу.

Надев перстень Грома ему на палец, встретилась с ним взглядом. И он мне подмигнул.

Подмигнул! Вот нахал!

– Объявляю вас мужем и женой! – проговорил гордо Аластор.

Как будто он выполнил очень важную миссию, а не исполнил прихоть одного гада.

– Вы подарите мне первый танец? – Гром мне улыбнулся.

Отправляйся к дьяволу, Ирод!

– Конечно, – улыбнулась ему слишком приторно, чтобы он понял, что я о нем думаю.

Его жесткая рука схватила мою нежную ладонь и повела на танцпол. Заигравшая знакомая музыка ворвалась в уши. Это был хит Руси-Тартарии, которую знали во всем мире. До начала войны песня активно проигрывалась на всех мало-мальски крупных мероприятия, и уж тем более на свадьбах. После начала войны она была под запретом в Американской Конфедерации, как провоцирующая к перебежкам к врагу. Впрочем, я всегда считала, что ее незаслуженно запретили. Музыка ничего общего не должна иметь с политикой, как и спорт, а так же любой вид творчества. Если же делить все политически, то это будет не творчество и спорт, это будет пропаганда.

Гром закружил меня в танце. Только я танцевать никогда не умела. Я была скорее похожа на корову на льду, чем на изящную танцовщицу. Но в его руках мой танец не был таким уж неуклюжим. А меня его па даже поразили. Сразу возникла мысль, как он, скрывая от всех, ходит на уроки танцев, оттопыривая на них ноги и пальцы.

Его грозный образ совсем не вязался с умением танцевать. Поэтому я не сдержала себя и ляпнула ему на ухо. Вышло слишком уж интимно, так я сказала это с придыханием:

– Когда это вы так научились танцевать? Не кажется ли вам, что генерал не должен так танцевать? Не вяжется!

Он окинул меня своим синим взглядом, от которого по всему моему телу пробежал табун мурашек.

Но на вопрос он так и не ответил. А мне и не нужно было. Он аристократ до мозга костей, поэтому он априори должен уметь все. И нарубить дрова, и приготовить вкусный обед, и победить в войне, и станцевать с леди…

Мелодия закончилась, и генерал Гром отпустил меня. К нам сразу же подошел официант, передавая нам в руки фужеры с вином.

– Милая Адриана, – мой теперь уже муж поднял бокал. – Пью за наше совместное счастье!

Все присутствующие тоже подняли свои бокалы, я сделала глоток.

Счастье… Какое счастье может быть с тираном?!

А потом он после того, как отпил маленький глоток, вернул бокал на поднос официанту, и сказал мне, совсем не стесняясь, что его могут услышать.

– Мне скоро выезжать по делам. Поэтому, считаю, нам нужно приступить к исполнению супружеских обязанностей. А гости и без нас повеселятся.

Он взял меня за руку и повел к дому. Сердце от страха готово было выпрыгнуть из моей груди.

Разве так делают? Неужели нельзя дождаться окончания банкета?! А уже после… после требовать все вот это!

А он ни только не прислушивался к моим словам, но и тем более не обращал внимания на перепады моего настроения или невербальные посылы. Он вел меня в дом, в ту спальню, где я совсем недавно переодевалась.