Шарлотта Янг - Оборотень

Уже ранее было условлено, что две маленькие девочки проведут этот вечер вместе; в то время как они входили в сад, перед домом послышались насмешливые слова: «Гагло! Лондонская Нан хныкает. Что это, уж не встретилась ли эта модная барышня с пауком или коровой», – и дюжий, грубого вида мальчик лет двенадцати, в длинной рясе коллегиального школьника, растопырил руки и запрыгал перед ними, загораживая им дорогу.

– Перестань, Седли, – сказал другой мальчик тех же лет, но более приятной наружности, отталкивая его в сторону. – Она ушиблась? Что такое?

– Этот злой чертенок. Перегрин Окшот, – воскликнула с негодованием Люси, – протянул веревку под аркой. Я слышала, как он смеялся, точно домовой, сидя и кривляясь на могильном камне.

Школьник при этом грубо засмеялся, так что Люси закричала:

– Кузен Седли, ты не лучше его!

Но другой мальчик обратился к девочке со словами:

– Не плачь, Анна, моя красоточка. Я задам ему! Хоть я и моложе, но больше его, и проучу эту дрянь, чтоб он не смел обижать мою маленькую невесту.

– Ну и я с тобой! – закричал Седли, всегда готовый на драку.

И они побежали, в то время как нянька вела за руку Анну по широким отлогим ступеням темной дубовой лестницы; Люси же остановилась и провожала со смехом убегавших мальчиков, радуясь предстоящему мщению, особенно когда она увидела, что ее брат захватил с собою отцовскую плеть.

– Только чертенок решится проделывать такие шутки в пределах собора! – сказала она.

– Да еще каналья виг [4] Вигами называли кромвелианцев, пуритан и диссентеров не признававших государственной англиканской церкви. , что еще хуже, – добавил Чарльз, – но я задам ему!

– Берегись, Чарли, рассердить его, как вдруг он в самом деле из этих… этих творений, – и Люси продолжала вполголоса, – еще они что-нибудь сделают с тобой.

Чарльз громко захохотал.

– Об этом не беспокойся, – сказал он, выскакивая в дверь. – Буль он и в правду чертенок, я все-таки покажу ему, что значит обижать мою сестру или мою маленькую невесту.

Люси пошла теперь в детскую, где нянька утешала Анну, мыла ее окровавленную губу и прикладывала к ней кусочек пуху из касторовой шляпы, а также сушеные цветки лилий, смоченные водкой, к ссадинам на коленках.

– Чарли пошел отколотить его! – объявила она, считая это лучшим лекарством.

– О, но, может быть, тот не хотел этого сделать, – начала было Анна.

– Не хотел? Кто сомневается в нем … злобное отродье! Как ты думаешь, няня, если его родня рассердится на Чарли, могут они повредить ему?

– Не могу сказать, мисс. Хорошо только, что мы не дома, а то у лошадей могли быть за ночь спутаны гривы. Не думаю, чтобы они могли много навредить здесь, в освященном месте.

– Но разве он в самом деле оборотень? Я думала, что не существует.

– Ш-ш, ш-ш, мисс Ан! – воскликнула старуха. – Нехорошо называть, им.

– Но ведь мы на святой земле, няня, – сказала Люси, тревожно посматривая через плечо и прижимаясь к старой служанке.

– Отчего так думают про него? – спросила Анна. – Не потому ли, что он такой безобразный, злой и грубый? Непохожий на лондонских мальчиков.

– Няня, пожалуйста, расскажи ей эту историю, – упрашивала Люси, уже несколько раз прежде слушавшая ее с широко раскрытыми от страха глазами.

– Отчего нет; да и кто, кроме меня, может рассказать вам ее; ведь я слышала это от самой бабушки, Мадж Булпет, которая видела это своими собственными глазами.

– Бабушка Мадж! Та самая, что приходила, когда родилась и потом умерла маленькая Китти, – сказала Люси, в то время как Ан положила свою головку на колени няни и приготовилась слушать рассказ.

– Ну, мои милочки, видите ли, бедная м-рис Окшот никогда не могла поправиться с самого дня большого лондонского пожара [5] В 1665 году, при Карле II, когда выгорела значительная часть Лондона. , когда она гостила там у своих родственников, чтобы быть поближе к майору Окшоту, попавшему тогда в беду из-за своих раскольничьих дел. Бедная леди перепугалась до смерти и ее едва успели вытащить живую из Грес-Чорч-Стрит, которая была вся в огне. Она была в страхе, что муж ее сгорел в Ньюгетской тюрьме. Уж не знаю, из-за простуды ли, пока они жили несколько времени в палатке на Хайчет-Гиле, но только с тех пор она не чувствовала себя здоровою ни на один день.

– А сам джентльмен… ее муж? – спросила Анна.

– Они сами выломали двери тюрьмы, бедняги, – им больше ничего не оставалось; да и срок заключения майора уже подходил к концу. Он бросился помогать погорельцам и спасать народ на улицах; а его брат, сэр Перегрин, который был в милости у короля и послом в чужих странах, воспользовался случаем, чтобы замолвить слово за бедную леди и сказал королю, что для нее будет смертельным ударом, если майора опять засадят в тюрьму; и король – благослови Господь его доброе сердце – тут же приказал выпустить его.