Татьяна Коростышевская - Опомнись, Филомена! [litres]

– Чезаре! – заорала вдруг Карла, свешиваясь из окна и размахивая руками. – Я здесь!

Разумеется, меня переполняла любовь, но любопытству местечко тоже нашлось. Увидеть хотя бы одного из загадочных кузенов синьорины Маламоко – это, знаете ли, событие нетривиальное.

Придержав «фрейлину» за узкие плечи, я проследила за ее взглядом и разочаровалась. Кузен не представлял собой ничего особенного. Он правил черной лаковой гондолой самолично и был в лодке не один. Его темный камзол контрастировал с ярким платьем сопровождающей его дамы. Хотя, судя по бесстыдно обнаженной груди, это была вовсе не дама, а куртизанка. Бедняжка Карла!

– Чезаре!

Кузен услышал, исполнил шутовской поклон, сдернув с головы шляпу. Черные волосы, стянутые на затылке, атласная полумаска, сквозь прорези которой блеснули невероятно светлые, какие-то серебристые, глаза. Синьор Тень, не иначе.

– Синьорина Маламоко! – его зычный глас перекрыл царящую снаружи какофонию. – Твоя краса на звезды так похожа…

– Какое непотребство! – Директриса решительным шагом пересекла комнату и одно за другим захлопнула все окна. – Стыдитесь, девицы! Каждый раз, когда…

Нотаций сестры Аннунциаты я не слушала. За мгновение до того, как она захлопнула створки, жаркий взгляд Чезаре встретился с моим и произвел с синьориной Саламандер-Арденте нечто отвратительное. Он ее донага раздел, взвесил, измерил и… ею воспользовался. Как какой-то куртизанкой. Как будто спросил «Да?», я ответила «Да!», и все завертелось.

Опомнись, Филомена. Это всего лишь взгляд и…

Убью мерзавца! Заколю кинжалом при первой же встрече. Никто не смеет на меня так смотреть!

Директриса бушевала недолго, скорее для порядка. Праздники в Аквадорате явление частое, недаром иностранцы называют его «город-карнавал», и иногда пути маскарадных флотилий проходят под окнами «Нобиле-колледже-рагацце». И каждый раз сестра Аннунциата выжидает около получаса, прежде чем ворваться в ученическую гостиную и прервать «непотребства». Если бы меня спросили, зачем, я бы ответила без раздумий: чтоб девицы безопасно «сбросили пар», ощущая себя при этом бесшабашными нарушительницами. За три года из школы не свершилось ни единого побега, которые, разумеется, были бы, заведи директриса строгие монашеские порядки в своем заведении.

Ах, как же я ею восхищалась!

Пристыдив и покарав – на целую неделю нас лишили сладкого, – сестра Аннунциата покинула гостиную.

– Голубка, – наступившую тяжелую тишину разрядил возглас Бьянки. – Где Паола? Я хотела ее просить развлечь нас игрой на виоле.

Синьорины Раффаэле в комнате не оказалось, и, когда она успела исчезнуть, никто не заметил.

– Новенькая получила прозвище, – пробормотала Карла с оттенком недовольства.

– Фу ты ну ты! – фыркнула Маура. – Голубка?

Но мне было не до злословия. Едва дождавшись, пока общество придет к согласию в теме, кто из несчастных будет его, общество, развлекать, и неудачница Годинели извлечет из старенького клавесина первый аккорд, я, не забыв прихватить драгоценную шкатулку, выскользнула за дверь.

Меня ждала встреча с Эдуардо.

Дверной молоток на двери отсутствовал. Пузан в черной сутане и маске чумного доктора заколотил в створку ногой.

– По голове себе постучи, – раздраженно начал привратник, выглядывая из смотрового окошка, но резко сменил тон, закончив напевно и торжественно: – жалкий смертный!

Толстяк замер на одной ноге.

– Сеют ли в ваших… – он покачнулся, маска съехала в сторону, – к примеру, елиледж?

– Чего?

– Ну, синий анис, зеленый барбарис, – зачастил гость, – и прочую петрушку в сердцах верных? Сеют? А, брат-привратник?

В тишине, воцарившейся после вопроса, было слышно, как летучая мышь сорвалась со ската крыши. Палаццо, в котором собирались заговорщики, имело вид крайне заброшенный. Двор зарос сорняками, колонны покосились, фасад испещряли трещины.

– Мир сошел с ума, – вслух решил привратник.

Дверь широко распахнулась:

– Входи, жалкий смертный.

– Я забыл, – оправдывался толстяк, переступая порог. – Столько обществ, столько паролей, а я… всего лишь…

– Смертный? – Привратник осклабился, блеснув в фонарном свете зубами. – Вступать нужно во все?

– А как иначе? Кто не успел, тот опоздал, знаешь ли. Хочешь жить, умей вертеться… И прочее в таком роде.

Они прошли длинным коридором, поднялись по лестнице в полукруглый зал с большим столом по центру. За столом сидели закутанные в сутаны фигуры, повернувшиеся к вошедшим клювами чумных докторов.