Анастасия Туманова - Жёны Шанго

– Опеле Нана Буруку, – медленно сказал он. Усмехнулся. Подумав, сунул цепь в задний карман и ушёл в спальню. Через пять минут Эшу уже лежал ничком на незастеленной кровати матери, и узкие солнечные лучи, пробиваясь сквозь закрытые жалюзи, полосовали его спину. Но Эшу этого не чувствовал: он спал.

Штат Пернамбуку, фазенда Дос-Палмас, 1661 год .

Барабаны гремели. Глухой рокот пронизывал ночь. Лунный свет входил в окно сияющим столбом, просеиваясь сквозь москитную занавеску. Дон Луис Фернандо Гимараэш да Силва, владелец фазенды Дос-Палмас, морщился и вертелся во сне, стараясь скрыться от назойливого луча. Но луна была беспощадна. В конце концов Луис чихнул, выругался и открыл глаза.

Что-то было не так: он сразу понял это. Что-то не так с этой душной ночью, с этим безумным рокотанием в голове, с лунным столбом – и с пустотой рядом. Половина кровати была пуста. Мечи не было!

Луис вскочил, сорвав москитный полог. Голубовато-белая от луны стена спальни качнулась перед глазами, и большое распятие на ней, казалось, вот-вот сорвётся. В спальне не было мебели, кроме огромной кровати, и спрятаться здесь было попросту некуда.

– Меча! – почти жалобно позвал Луис. Тут же устыдившись этого тона, окликнул привычно – властно и жёстко, – Меча!

В ответ – ни звука. Барабаны били всё сильней, и, наконец, Луис понял, что мучило его ещё сильнее, чем внезапное, ничем не объяснимое исчезновение Мечи. Барабаны не должны были стучать этой ночью!

Когда-то на фазенде Дос-Палмас негритянские погремушки вообще были запрещены. На этом настояла мать дона Луиса. Набожная и благочестивая дона Мария Розалва Гимараэш да Силва жёстко пресекала все танцы, обряды и служения среди чёрных рабов. Язычество нужно было выбивать и выжигать из негров, считала она, ради их же собственного блага! Все рабы семьи Гимараэш были, благодаря усилиям этой святой сеньоры, крещены – и по воскресеньям даже допускались к кресту Господню. Им читались и растолковывались псалмы и Евангелие! В хижинах висели дешёвые распятия и стояли изображения Мадонны и святых! Дона Мария не намерена была губить свою душу поощрениями дикарских обрядов, которые почему-то упорно не вытравлялись из чёрных голов.

Её супруг, дон Карлос Гимараэш да Силва, не считал нужным тратить время на богоугодные дела. Это был жестокий, сильный и смелый человек, который прибыл на землю Пернамбуку с первыми португальскими переселенцами. Всю жизнь дон Карлос защищал свои акры сахарного тростника, дом и семью то от индейцев, то от голландцев, то от тех и других вместе – когда мерзавец Вандербург объединился с северными племенами против португальцев. Вместе с капитаном Альбукерки португальцы-плантаторы вели партизанскую войну, вытесняя из сердца Пернамбуку проклятую Вест-Индскую компанию. Они сражались за Порту-Калву, и дон Карлос своими глазами видел, как вздёрнули изменника Домингоса Калабара (а чего ещё было ждать от мулата?), как горели склады голландского сахара, как падали под пулями предатели-индейцы. Понадобилось несколько лет упорной партизанщины, чтобы оттеснить голландцев на побережье – подальше от тростниковых плантаций. В этой войне прошла вся жизнь дона Карлоса. Тридцать лет он не раздевался по ночам и каждый вечер клал рядом с постелью заряженные пистолеты. Негры были для него имуществом, которое следовало защищать наравне с домом и землёй. Стремление супруги вселить в чёрные сердца благочестие приводила бесстрашного фазендейро в недоумение. Право же, смешно делать из рабочей скотины добропорядочных христиан! Никто ведь не подводит ко кресту коров и лошадей! Никто не крестит в купели собак или кошек! Ну так и чёрных стоит оставить в покое – из них всё равно не выйдет людей. Это всё равно что учить Евангелию мартышек: и бессмысленно, и богохульно. К тому же рабы мрут на плантациях, как мухи! Не успеешь окрестить какого-нибудь Самбо, – а он, глядишь, и подох, не окупив даже потраченных на него денег! Мулы – и те работают дольше! Так к чему же тратить святую воду на негров, которые созданы Господом для работы – и более ни для чего?

Дону Марию приводило в отчаяние легкомыслие супруга. Разумеется, черномазых нельзя ставить на одну доску с человеком – кто с этим поспорит? Но они же умеют говорить! Они могут мыслить и понимать слова – значит, являются существами разумными! Дона Мария даже допускала существование у рабов души, – и, следовательно, чувствовала себя ответственной за их спасение. Рабы фазенды Дос-Палмас не должны были после смерти попасть в ад, нет! Дона Мария была женщиной сильного характера – под стать мужу. Дети и прислуга боялись её как огня. Сеньора Гимараэш поклялась остаток своей жизни положить на искоренение негритянских верований. Дон Карлос по-своему любил жену и позволил ей делать всё, что угодно. Главное, чтобы супруга не вздумала заботиться об его собственной душе – а с черномазыми пусть забавляется как знает…