Анна Сокол - Табель первокурсницы

В ушах раздался жизнерадостный смех Гэли.

Папенька помедлил.

— А может, это один из тех, кто давно отошел от большой политики, но собирается в нее вернуться? Хоторны?

На столешницу упал коричневый, словно глина, «леденец». Мердок.

— Стентоны?

Желтый. И я вспомнила Серую жрицу и ее маленький домик в Льеже.

— Вири?

Камень был голубым, словно небо. Мирьем, что всегда ходит хвостиком за Джиннет.

— Оуэны?

Белый и непрозрачный, словно галька. Крис…

— Или Астеры?

Вместо того чтобы уронить на стол очередной леденец, отец вдруг вытянул руку и легко перебросил его мне. Я поймала округлый камешек, и в тот момент, когда его теплая поверхность коснулась моей кожи, тот вспыхнул алым, будто внутри танцевал маленький язычок пламени.

— Откуда ты их взял? — охнула маменька, подаваясь вперед.

А я все смотрела и смотрела на живой и подвижный огонь, что кто-то давным-давно запер в камешке.

Не в камешке. В артефакте крови. Коснись я любого другого и тот останется равнодушным, но, взяв руки камень Астеров, я пробудила его к жизни. Кровь Змея пробудила. Говорят, эти артефакты создали давно, на заре образования Разлома, когда шли сражения с демонами, с магами — отступниками и просто с разбойниками с большой дороги, когда никто не знал друг стоит за спиной или враг. Когда подтвердить происхождение без прикосновения к артефакту рода было невозможно. И не только подтвердить, но и позвать на помощь.

Отец, словно услышав мои мысли, вытащил из ящика стола сафьяновый мешочек и широкий массивный браслет.

— Я долго их собирал, — ответил он матушке, — Считай это причудой богатого старика.

Та фыркнула и легонько коснулась оранжевого леденца, внутри которого тут же зажглось яркое, так похожее на фрукт солнышко. Родовая магия ответила на ее прикосновение.

Отец нажал на середину браслета. Раздался щелчок, и в сторону отошла миниатюрная крышечка из магического стекла, за которой прятался кармашек, в который так удобно хранить нюхательную соль. Или яд.

— Ты вернешься в Академикум, Ивидель, — он достал из шкатулки еще один горящий от прикосновения леденец, вставил в оправу браслета, закрыл крышку и надел на свое запястье, — Но с условиями. Первое, ты больше не шатаешься по модным лавкам городов и сел, если что-то надо заказывай с посыльным или проси подруг. С территории острова ни ногой. Ясно?

Я кивнула, наблюдая, как отец развязывает тесемки сафьянового мешочка.

— И второе, — он протянул мешочек, и я уронила туда леденец, что все еще держала в ладони, — Если камень загорится, я буду знать, что дела плохи, и тогда ни Девы, ни магия, ни Разлом меня не остановят, — папенька протянул мне мешочек, и, откинув крышечку, демонстративно коснулся своего камня. Даже сквозь плотную ткань было видно, как зажегся мой.

Связанные кровью артефакты. Ты берешь в руки один, а вспыхивают все. Граф Астер убрал руку, камни погасли, я тут же развязала мешочек и коснулась своего, тот, что был в браслете ответил мне таким же алым сиянием.

— Это понятно? — спросил отец, я кивнула.

— И еще Ивидель, мы должны получать от тебя весточку не реже раза в неделю, в противном случае, мы делаем те же самые выводы. Мы решаем, что ты в беде.

Я в третий раз кивнула. Слов не было.

— И что же нам просто сидеть и ждать, Максаим? Что изменилось?

— Нет, ждать мы не будем, — улыбнулся папенька, — Как только Илберт встанет, собирайтесь в Эрнестать, а потом в Льеж. Надо потрясти кошельками и узнать, кого мы настолько вывели из себя, что он расщедрился на магические заряды.

— Я не настолько вам неприятен? — спросил Хоторн и пусть тон оставался ровным, я видела, как важен ответ на этот вопрос.

— Нет, — я машинально опустила руку в карман и коснулась сафьянного мешочка, с которым не расставалась теперь ни на минуту, — Мне просто все равно.

— Все равно? Но все изменилось! Мы помолвлены, леди! И как прикажете мне себя вести с вами и дальше?

— Официально о помолвке не объявлялось. Если вы сами не будете кричать об этом на всех углах, у нас будет очень хороший шанс продолжить учебу холостяком.

— Вы говорите, как старая компаньонка, — не выдержал он.

— А вы говорите так, будто это плохо, — ответила я, — Напомнить, кто добивался этой помолвки?

Хоторн сжал зубы так, что на скулах заходили желваки. С минуту мне казалось, что лед внешнего спокойствия сейчас треснет, и я увижу, наконец, его настоящее лицо, то, которое проглядывает за точеными чертами в моменты волнения. Но, увы, Мердок справился с собой, выдохнул и аккуратно поправил манжеты…