И был сокрыт в лесу том удивительный колодец, что дать ответ мог на вопрос любой, но то неведомо герою было. Во тьму, однако, смело он шагнул...». Дальше без малого три сотни строк герой блуждает в потемках, рыдая о потерянном мече, потом натыкается случайно на тот самый колодец и занудно пытает его, верна ли брачным обетам оставленная дома юная жена. Дальше я тогда дочитать не успела, но и этого оказалось достаточно, чтобы заметить прилюбопытнейшую штуку: тот, кто все это написал, ухитрился вплести в поток стенаний и славословий описание пути героя, да такое подробное, что хоть сейчас на карту наноси и этот путь на самом деле существовал - я сама тот кусок, что от Старой Реки до Недоимок, раз семь прошла, когда мать подрядилась на весь сезон караваны с рыбой водить. А вот куда он дальше ведет - это я и собиралась проверить, как только случай подвернется. Вот это было бы приключение!
И вот тут-то мне и пришла в голову та самая Мысль и она была очень простая: да вот же он, случай этот, только что пониже спины не кусает! Еще одна голодная зима по колено в трясине мне не нужна, так не все ли равно, куда идти? Этот путь не хуже других, да и ведет на юг. Если и не найду ничего интересного, так хоть перезимую в тепле.
Следом за первой Мыслью пришла и вторая: раз всерьез надумала уходить, так и нечего время терять. До паромной переправы на Седой реке дней шесть идти, если, конечно, дороги не поменялись - как раз до сильных морозов проскочить успею. Пара монет у меня припрятана, на первое время хватит, а нет, так всегда можно в трактир наняться на день-другой. Котлы скрести я наловчилась так, хоть в гильдию котлоскребов вступай, самым главным Мастером. А за переправой, уже и до Южного побережья недалеко. Помнится, снега там вообще не бывает и можно хоть всю зиму ночевать в шалаше из веток, и всего за три медяка можно купить здоровенную рыбину, запеченную на углях и к ней...
Мысленно я была уже на полпути к океану, и тут меня ухватили за подол и чуть не сдернули на пол. Я заорала дурниной и рванула к двери под треск раздираемой ткани. С перепугу разглядела только желтые когти с пол-ладони длиной. И вот я уже снаружи, что есть сил дергаю разбухшую от влаги тяжелую створку и ору уже от радости, когд она, наконец, поддается, с маху впечатывается в косяк,отрезая от опасности - и только потом вспоминаю, что засов-то зимой сняли, когда от мороза скоба треснула. А на место его никто так и не приделал...
И тогда вместо того, чтобы бежать со всех ног к поселку, я подперла двери собственной спиной, покрепче уцепилась руками за косяк и зачем-то зажмурилась. До сих пор стыдно. Будь эта тварь чуть тяжелее - снесло бы меня первым же ударом, да еще и о стену приложило бы так, что и добивать не надо - с бревен соскребай да ешь. Но мне, вроде как, повезло: руки чуть из плеч не выскочили, но я устояла. Ну, почти... Лапу высунуть этот гад все-таки сумел и когтищи проскребли по доскам в каком-то волосе от моего виска. От ужаса я взревела раненным ящером и с такой силой налегла на дверь, что чуть не перерубила эту мерзость пополам, а тварь хоть бы пикнула! Вот тогда-то я и сообразила, кто пытается меня сожрать. Ну и заодно, как этой пакости удалось ко мне подобраться и не раскашляться от вони. Это ведь очень просто, если не дышишь.
И так я тогда на себя рассердилась, что прямо сама бы себя придушила с превеликим удовольствием. Столько визгу из-за какого-то упыря! Да если б не вонь от травы проклятущей, я б эту дрянь за пол-лиги учуяла. Теперь ведь не отстанет, если не упокоить как полагается, а для этого надо ему череп разбить. Было бы чем.
Я завертела головой, высматривая что-нибудь потяжелее. Засов сгодился бы, да уж очень неудачно лежал - самую малость не дотянуться. А дверь отпустить - так тварь тут же в меня вцепится. Убить, конечно, не успеет, но потреплет изрядно, а пасть у нее грязнее столичной помойки, любая царапина гнить будет полгода и шрамы останутся такие, что...
И только я успела подумать, что пес бы с теми шрамами - все равно не первые и не последние, - как дверь снова толкнули. Не сильно, будто примериваясь, но даже от этой малости плечи прошила такая боль, что ясно стало: не удержу. Резко выдохнув, я бросилась к засову, как пьяница к первой утренней чарке. Целую вечность проклятая железка не поддавалась, будто корнями в землю вросла - только скользила бесполезно в руках да рвала ладони щербатой кромкой.
Поминая добрыми словами кузнеца, сотворившего это орудие пыток, и всю кузнецову родню до седьмого колена, я едва успела развернуться туда, где под визг петель в дверном проеме уже поднималась во весь немаленький рост голодная тварь. Неловкий замах - и засов врезался прямо в жадно разинутую пасть, отбросив чудище назад, в темноту.
Читать дальше