Елена Звездная - Сияние черной звезды

— И не говорите, — вставила я.

— Я и не говорил, лишь резюмировал твои выводы, но…

Взгляд его серо-призрачных глаз заметно стал темнее, и кесарь произнес:

— Нежная моя, из всех моих… «братьев», — он выделил это слово интонацией, — Акьяр единственный кто, поставив цель, начинает фанатично ее добиваться. Не видя преград, не учитывая последствий, не замечая никого и ничего вокруг.

Да, я это поняла, причем практически сразу. Поэтому и готова была практически на все, лишь бы перетянуть принца Ночного ужаса на нашу сторону. И будем откровенны — я понятия не имею, в чем был мой просчет. Акъяр принял вызов, явился во дворец кесаря, бросая уже собственный вызов и не мне, мы вполне мило беседовали… что пошло не так?! Где я ошиблась? Кесарь был прав, предупреждая об опасности игр с чувствами темных. Впрочем, чувства в целом никогда не были моей сильной стороной, мне в целом не следовало в это лезть. Вот только вариантов особо не было — так уж созданы мужчины, что их привязанность к семье можно уничтожить только одним способом — привязанностью к женщине. Что ж, по крайней мере я попыталась. А жизнь такая штука, что лучше сожалеть о содеянном, чем о том, что не успел сделать.

— Все так, — продолжая вытирать сочащуюся из-под его ногтей кровь, подтвердил кесарь. — И в чем-то твой просчет оказался верен — Акъяр со скандалом ушел из семьи, утратив всяческий интерес к устремлениям правящего рода и в целом к Тэнетру. Он вышел из этой весьма, до вчерашней ночи, увлекательной игры. А знаешь почему, нежная моя?

Помня все сказанное о принце Ночного Ужаса, предположила:

— У него появилась цель?

— Именно, — подтвердил кесарь, пристально глядя на меня.

Выразительно и с намеком.

— Нет… — прошептала, отказываясь верить в догадку. — Нет-нет-нет, только фанатичного темного мне сейчас и не хватало!

Тысяча дохлых гоблинов и беспрерывный Народный суд, это провал! Просто полный и абсолютный провал! И что мне делать?!

Я вскочила с постели, содрогнулась от продувшего казалось до костей ледяного ветра, вернулась, закутавшись в одеяло, села. У меня была паника. Просто паника! При этом никакого страха — за себя я не боялась совершенно, уже привыкнув к постоянной защите кесаря и чувству собственной неуязвимости в следствие этого, но, о, Великий Белый дух, борьба с Акьяром и усиление моей безопасности, во-первых, сожрет массу жизненно необходимого мне времени, а, во-вторых, жестко ограничит в передвижениях. Потому что Акьяр на «А», а значит противостоять ему в случае несомненных нападений смогут только Адрас и кесарь. Но вот на Адраса я бы сейчас рассчитывать не стала, Акьяр несомненно знает обо всех сильных и слабых сторонах брата и просчитает его на раз!

Дохлый гоблин!

— Да, в ситуации ты разобралась мгновенно, нежная моя, — кесарь осмотрел пальцы, кровотечение на которых действительно прекратилось, перевел взгляд на меня и сообщил: — Но, как и всегда, упустила важный, и во многом фактически решающий нюанс. Впрочем, в этом вся ты.

Он поднялся, прошел к выходу из пещеры и встал там, продуваемый ледяным ветром, и казалось совершенно этого не замечающий.

А я ждала приговора.

И он последовал.

— Из дворца без меня ни шагу. В те редкие моменты, когда я буду действительно занят, ты будешь находиться здесь, либо в одном из семи убежищ, к строительству которых я уже приступил.

Это конец. Это просто конец.

— Я предупреждал, нежная моя, — обернувшись и глядя на меня, напомнил император. — В любом случае ничего фатального не произойдет, это я тебе гарантирую.

— Ничего фатального?! — сорвалась на фальцет.

И я бы еще сорвалась на что-либо, но под ледяным взглядом кесаря погиб не один душевный порыв, мой постигла та же участь.

— Ладно, — нервно выдохнула, — и сколько времени вам потребуется на то, чтобы убить Акьяра?

Кесарь не ответил.

Несколько секунд ветер продолжал развевать его покрывшиеся на кончиках льдом пряди, овевать тело императора изморозью, припорашивать сорванными видимо с ближайшей снежной вершины снежинками, которые скользили по смуглой для элларов коже, не касаясь ее… Но одно движение владыки Эррадараса и снег завьюжил вихрем вокруг него, а на теле пресветлого словно из самого этого снега соткалась белоснежная рубашка, темно-серые мятые брюки сменились алебастрово-белыми, сапоги остались все того-же гранитного цвета, серый, сверкающий камзол довершил образ.

В следующее мгновение пещера истаяла, обративший нашей, уже, к гоблинам, общей спальней, в центре которой на этот раз журчал фонтан, а у окна был сервированный к завтраку стол.