Екатерина Васина - Сорви с меня маску [= Проклятый Инквизитор]

Ирен держалась, сохраняя на лице гордое выражение, но нечто ее смутило.

— Почему я должна буду говорить, что в девичестве моя фамилия Ларсен?

Богдан бросил взгляд на отца поверх головы сестры, не веря, что тот пошел на это.

— Потому, что Ларсен — фамилия твоей матери. Настоящей, — ответил Вацлав.

— Я приемная?! — не поняла Ирен, пребывая в шоке.

— Не совсем. Ты моя дочь от любовницы. Я снизошел до тебя, взяв в свою семью, но ты недостойна носить мою фамилию.

— Богдан? — Ирен обернулась к брату, еще не веря услышанному, но осеклась, не увидев никакого удивления на его лице. — Ты знал?!

— Догадывался. Об этом в семье не говорили. Однажды, приехав на каникулы, я узнал, что у меня появилась сестра.

Ему захотелось придушить отца, когда по лицу Ирен потекли горькие слезы. Вся ее жизнь рушилась. Пробежав глазами документ, он увидел, что отец полностью вычеркивает Ирен из своей жизни, запрещая ей хоть где-то упоминать связь с семьей Ковальских, звонить и пытаться искать встреч.

— Больше сестры у меня нет, — холодно закончил он, ненавидя себя за боль в ее глазах. Не выдержав, наклонился к уху Ирен. — Подписывай. Ничто не мешает мне искать встреч с тобой, зато ты больше не обязана подчиняться ненавистным с детства правилам.

Словно в трансе Ирен взяла ручку и подписала документ.

— Оставьте нас наедине, — приказал вдруг Вацлав, когда последняя подпись была поставлена, а Ондельсон собрал бумаги и вышел, сказав, что будет ждать в своем номере. Ирен уже не плакала, лишь глубоко вздыхала и кусала губы.

Хан с Богданом переглянулись: когда у Вацлава появлялся такой тон, то желательно было делать сразу все, что он велит. Магистр сейчас пребывал на границы терпения.

Берта пришлось едва ли не выталкивать из кабинета.

— Расслабься, — тихо рявкнул Богдан, у которого заболела от всего этого голова, — все, никто ей уже ничего не сделает. Ее выкинули из семьи.

Ирен дернулась как от удара, Берт же с нескрываемой злостью глянул на нового родственничка.

— Знаю, — кивнул Богдан, — мы набьем друг другу морды. Но позже. Выходи уже.

Для Ирен звук закрывшейся тяжелой двери прозвучал набатом. Он словно поставил точку в прежней ее жизни. И как бы она ни бывала порой недовольна своим положением, но сейчас внутри все разрывалось от боли и обиды.

Вышвырнули. Из семьи. Лишь за то, что она осмелилась быть счастливой. И никто, даже Богдан, не посмел возразить, когда отец втаптывал ее в землю.

Что ему еще надо? Добить? Ирен покрасневшими от слез глазами уставилась на отца. Ей так хотелось его возненавидеть. Чтобы стало легче, чтобы выкрикнуть ему в лицо о своей ненависти.

А не получалось. И от этого боль становилась еще сильнее. Вместо этого Ирен отмечала, что отец стал хуже выглядеть, словно не спит толком и очень много работает.

Сейчас он стоял, нависнув над ней, и смотрел. Тем самым взглядом, который она порой ловила на себе после особо отчаянных выходок.

— Ты в курсе, что в моих силах было аннулировать этот брак? Несмотря даже на состояние твоего мужа и его вес в обществе?

— Так что ж не сделал? — скривила губы Ирен. — Или надоел ублюдок, а? Сперва спер меня у родной матери, а теперь вышвырнул.

Вацлав вздрогнул и стиснул зубы. Казалось, ему с трудом давалось каждое слово:

— Я всего лишь хотел, чтобы она не уходила.

— Где моя мама? — тихо спросила Ирен. Горло сдавило так, что глотать стало больно. — Где она, черт тебя подери?! Ты меня забрал, да? Я права? Теперь понятно, почему та, кого я считала матерью, меня не любила. Еще бы! Притащить в дом дочку любовницы! И ведь не скажешь ничего, а то вломят.

— Ирен…

— Что? Я уже не в твоей власти. Где моя мать? Как ее зовут?

— Ее звали Клер.

Звали… звали?!

— Когда мы познакомились, я был уже женат. И развестись не мог. Но предлагал ей купить дом в нашем городе. Чтобы мы виделись каждый день.

Ирен просто молча слушала, и ей казалось, что это не про ее отца. Про кого-то другого, но только не про него.

— У тебя характер Клер. И мой. Мы очень часто спорили, она не привыкла к повиновению. А я не мог ее отпустить. Ирен, если бы я мог развестись, то сделал бы это. Но в нашей среде подобное недопустимо. И жениться на посторонних тоже запрещено.

Отец провел рукой по волосам. Сейчас он смотрел не на притихшую Ирен, а куда-то в окно. Словно мыслями был не здесь, а где-то очень далеко.

«Он в прошлом, — поняла вдруг Ирен, — он вспоминает, что тогда случилось».

От нехорошего предчувствия заледенели руки. Так сильно, что пришлось сжать пальцы в замок.