Марьянна Кей - Чаровница

Я кивнула, представляя ночное полное звезд небо. Еще во время обучения в Общей Школе Магии, нас учили абстрагироваться от происходящего вокруг, контролировать свое дыхание. У меня не всегда получалось отогнать мысли на задний план и погрузиться в медитацию. Хотя, у эльфов, чему-то подобному меня пыталась научить Танарина. И кажется, у нее это получалось.

Мягкое, поглаживающее прикосновение к плечу, затем холод — чем-то мокрым провели. Я еще больше расслабилась, позволяя сознанию летать где-то рядом. Вернулось оно обратно очень быстро. Тело не хотело само переживать все муки целительства. Я всем своим существом чувствовала, как под воздействием магии каждый нерв срастается. Медленно, аккуратно и постепенно возвращаясь в целостное состояние. Но сопровождающая это действие боль, быль с невероятной силой пульсировала в моем плече.

Не выдержав, я застонала, не стесняясь, вцепилась в шелк подушки. Наверно, если бы не было ткани у меня во рту, я бы стерла все зубы в мелкую крошку. Но прав был Калюс, когда предложил мне рулончик. Было неимоверно больно, но вместе с этим это ощущение не походило на ту боль, которая поглощала мое сознание в темную пучину. Это было, как стоять под стремительным потоком водопада. Ледяная вода в таком случае отрезвляет и омывает, закаливая.

Мое исцеление было довольно долгим. Я даже ощутила, как немеют пальцы правой руки, сжатые в кулак. Но, по крайней мере, привыкнув, перестала глухо выть в подушку. Человек такое существо, которое привыкает ко всему, вот и у меня так получилось.

Когда лекарь отошел от меня, я ощутила неимоверное облегчение. Он взял меня за руку, попросил подвигать пальцами, проверяя их гибкость, затем повертел запястье, а потом и вовсе отвел в сторону, ощупывая плечо.

— Вот так-то намного лучше будет!

Я посмотрела на него, готовая расцеловать за его помощь. Хорошо, что он есть!

Лорд Вений лишь покровительственно улыбнулся и, повернувшись, к стоявшей неподвижно, как статуя, Нае, приказал:

— Открой окна, пора уже проветрить эти покои. Наша гостья больше не будет пытаться свести счеты с жизнью.

Наемница, посмотрев на меня пристально, улыбнулась одними глазами, но все равно сдерживая на лице суровое выражение. Как только окна спальни императора распахнулись, мне вновь показалось, что я дома. Свежий воздух будто ласкал всю мою сущность, подпитывая своей энергией свободы, захотелось выйти на балкон, протянуть руки и ощутить, как сквозь пальцы просачиваются порывистые потоки.

Я даже не поняла сначала, почему так отчетливо ощущаю каждый порыв, его обжигающий жар, его волю, свободу и изменчивость, его мощь. Лишь спустя несколько бесконечных минут, ощутила, как растворяюсь в окружающем меня пространстве, как уносит вслед за ветром.

Я не видела людей вокруг, только оболочки аур. Они переливались разными оттенками эмоций, но у каждой были свои главенствующие цвета. У лекаря внутренняя дымка была такой изумрудной, яркой, как первые листья на деревьях, просыпающихся от сна после холодов. И как по команде перед внутреннем взором предстала надпись, сделанная моей собственной рукой:

«Ярко-зеленая аура — жизненная сила, дружелюбие, позитивный настрой, разумность. Носители зеленого оттенка в своей ауре от природы заботливы и добросердечны. Они готовы прийти на помощь, они умеют сочувствовать и уважают мнение других людей. Эти люди сострадательны, отзывчивы и немного сентиментальны».

А внизу, мелким почерком, написанная впопыхах заметка:

«В сочетании с красным ободом — врач, скорее всего фанатик своего дела.»

Да, очень ёмкая характеристика. Более чем.

У Калюса, кстати, аура была какой-то неописуемой смесью оттенков, в которых главенствовали бледный светло-зеленый и розовый. Понятно, мальчик очень целеустремленный, упрямый, следующий своим принципам. Он точно далеко пойдет и, вполне возможно, превзойдет учителя.

Я читала их как раскрытые книги, видела каждую их эмоцию, могла потрогать, внести корректировки по своему усмотрению. И это было для меня так привычно, так естественно, если бы не одно «но»… Я ведь даже ни к кому из них не прикасалась. Раньше, чтобы увидеть круги ауры, мне нужны были тактильный контакт. Лишь к концу шестого года наши целители могли худо-бедно просто по желанию «видеть», а к концу восьмого курса это доходило до автоматизма. Как же так у меня получилось?!

Переведя взгляд в сторону Наи, увидела лишь серость ее ауры, в которой изредка мелькал голубой и грязно-синий. Я бы это охарактеризовала как признак отстраненности, одиночества и тягой к постоянным путешествиям. В принципе, это и понятно, учитывая род ее занятий.