Регина Грез: Медведь. Барс

Анна Аркадьевна не брала трубку целую вечность, не отвечала на «смс», не подходила к домофону. Вздрагивая от порывов влажного мартовского ветра, Маша сидела на скамейке возле элитной новостройки. Маша твердо решила сидеть у подъезда Рязановой хоть до утра, но вдруг тягостные гудки в трубке сменились глухим женским голосом:

— Что вам нужно, девушка? Чего вы от меня хотите? Да, Вадима больше нет. Мне придется жить с этим горем. Вас я не знаю. У сына было много подруг. Он никого со мной не знакомил.

— Я жду от него ребенка…

— А, вот этот номер у вас не пройдет, дорогуша! Похоже ради городской прописки вы готовы на все! — в трубке раздался хриплый каркающий смех. — Какой же у вас сейчас срок? Ах, восемь недель! И когда же вы это успели? Вадим всегда был осторожен с этим… А вы уверены, что ждете его ребенка? Может, следует поискать другого претендента… в отцы. Я поверю только результатам независимой экспертизы ДНК. И, да, еще… вы сказали, что живете в его квартире. Подыщите-ка себе другое место. Я попрошу Таисью Марковну проверить, чтобы после вашего ухода все ценные вещи остались целы. Надеюсь, вы съедете до лета, ключи передайте Таисье Марковне. Желаю удачи!

Следующие несколько дней Маша существовала как заведенная машина: вставала, бежала в ванную, наскоро глотала какую-то еду, не чувствуя вкуса, уходила на работу в школу, вела уроки биологии, общалась с коллегами. Ее мучили постоянная тошнота и мигрени, внизу живота периодически возникали болезненные тянущие ощущения. Едва проснувшись, утром девушка уже чувствовала себя уставшей и разбитой, ночью она почти не спала. Узнав о гибели Вадима, мама звонила Маше каждый день, уговаривая сделать аборт, грозилась приехать в город и за руку отвести к врачу:

— Избавься от ребенка пока не поздно! Ты меня слышишь? Раз не хватило ума зарегистрироваться с ним раньше, удали сейчас эту помеху. У тебя же есть деньги, сними комнату или квартиру, начни все сначала, ты же хорошенькая у меня. Найдется новый! Не век же теперь слезы лить. Ну, сама подумай, куда ты с ребенком одна? Его нельзя оставлять — он никому не нужен! Ты потом сама будешь жалеть. Ты его одна не поднимешь, а мы уже не можем помогать, я сижу на таблетках, дядя Слава болеет. Нам еще твоего сродного братца тянуть. Скоро закончит девятый класс, надо будет в колледж устраивать охламона. Не дури, Машка, сходи к врачу!

Новый приступ тошноты скрутил Машу, она едва успела забежать в ванную и согнуться над раковиной. Рвоты не было, но жуткое ощущение, что все внутренности хотят покинуть ее тело через рот долго не проходило. Наконец, совершенно обессиленная, Маша на дрожащих ногах доплелась до спальни и рухнула на кровать.

— Все говорят, что ты не нужен, малыш. Никто тебе не рад. И, кажется, даже я не рада. Ты измучил меня, я не переживу еще семь месяцев такого кошмара! Что же мне делать, маленький? Я не могу убить тебя, просто выбросить как ненужный мусор. Я буду терпеть, — Маша горько рассмеялась. — Женщины ведь как-то рожали в войну, выживали с детьми в голод и холод, даже в землянках выживали. Неужели же мы с тобой пропадем в наше мирное-то время? Мы справимся, малышка. Нам обязательно помогут. Будем жить в конуре на воде и хлебе, но мы справимся. Я это тебе обещаю. Только прости мои слезы, я буду сильной, я больше не буду плакать…

Маша вдруг вспомнила прочитанную еще в детстве книгу Марии Глушко «Мадонна с пайковым хлебом». В памяти тотчас встали тонкие серые листы «Роман-газеты», что когда-то выписывала мама. На обложке нарисована худенькая девочка-женщина с запеленутым в байковое одеяло младенцем на руках. «Она смогла родить и поднять на ноги своего сына в суровое военное время, одна… хотя нашлись люди, что делились последним кусочком хлеба. Неужели же я не смогу?»

Маша прижала ладони к своему еще ровному, гладкому животу:

— Только, почему же я тебя совсем не чувствую, маленький? Лишь слабость и тошноту, а внутри ничего. Как будто ничего нет… разве так и должно быть?

На следующий день Маше позвонили из женской консультации, где она стояла на учете по беременности:

— Мария Русанова? Вы пропустили день своей записи. Можете приехать сегодня к четырем. Надо ответственней относиться к своему здоровью. Вы теперь не одна.

В затемненном кабинете УЗИ-диагностики пожилая женщина — врач долго водила белой липкой трубкой внизу Машиного живота, в то же время разглядывая образы на мониторе:

— Да… девушка… странно. Может, вы что-то со сроками путаете? Нет… Размеры-то соответствуют, только вот сердцебиение очень слабое. Хотя, на этом сроке сердечко должно уже хорошо прослушиваться.