Регина Грез - Русский вид. Волк

Регина Грез

г. Вайсбах, креп. Штайнбург

Лаборатория д. В. Крафта, 1943 г.

По длинному темному коридору подвального помещения медленно двигался худощавый пожилой мужчина. Сгорбившись и прихрамывая, он старался не отставать от человека в черной военной форме, который иногда оборачивался для того, чтобы бросить короткую фразу.

– Прошу сюда, доктор Хелльбек. Надеюсь, перелет прошел удачно и вы имели время отдохнуть?

– Благодарю, господин Майер. Я… я правильно к вам обратился? Или следует называть ваш чин?

Голос пожилого мужчины слегка дрогнул, но не от страха, а как следствие плохо скрываемой усталости и недавней душевной травмы.

Снисходительный ответ не замедлил себя ждать:

– Не нужно церемоний, доктор! В неофициальной обстановке зовите меня просто Курт. Я рад, что могу лично сопроводить вас к объекту. Плохо выглядите, уверены, что не нуждаетесь в дополнительном дне покоя?

– Я готов приступить к работе. Ведь меня для этого сюда доставили в такой спешке?

– Вас пригласили.

– И отказаться было невозможно, не так ли? Моя научная работа почти завершена, но теперь это никому не интересно! Я даже не смог побывать на похоронах единственного сына, полагаю, судьба всего Рейха сейчас зависит от моего присутствия в Вайсбахе.

В голосе Хелльбека звучало неприкрытое раздражение и горечь. С трудом переводя дыхание, он тяжело оперся рукой о холодную каменную стену подвала. При слабом отсвете свисающей с потолка лампы лицо доктора выглядело землисто-серым и изможденным, словно предсмертная маска измученного узника.

Металлический голос штандартенфюрера Курта Майера звучал без единой живой эмоции:

– Я понимаю ваше горе и сочувствую, господин Хелльбек. Ваш сын был настоящим асом и принес бы несомненную пользу «Люфтваффе». Мы все скорбим о нем. Но Крафт нуждается в ученых вашего уровня, и потому вы сейчас должны находиться здесь.

– Да, конечно… конечно. Где этот человек?

– Вряд ли это создание можно теперь считать человеком. Его организм успешно справился с новым биоматериалом в отличие от пятнадцати остальных «крыс». По истечении адаптационного периода, тело будет готово к тестам. Вас хорошо ознакомили с проектом?

– О, да… вполне.

Доктор криво усмехнулся, стараясь не выдать весь тот ужас и отвращение, что сейчас бушевали в душе. Хелльбек прошел внутрь большой мрачной комнаты со стальной клеткой посередине. Внутри же клетки, на низкой кушетке прикрытый до пояса простыней, лежал светловолосый юноша.

Его запястья и лодыжки были привязаны к толстым перекладинам металлической кровати. Хелльбек наклонился над тем, кого Майер уже не считал человеком, и тихо проговорил, обращаясь больше сам к себе, по старинной привычке археолога, исследующего новую интересную находку.

– Так молод – верно нет еще и двадцати. Совсем мальчик… Моему Францу зимой исполнилось бы двадцать два. Они почти ровесники. И будто даже похожи внешне.

– У него есть имя? – уже громко обратился Хелльбек к Майеру.

– Нет. Можете выбрать сами или обойтись номером. На ваше усмотрение. Вам же придется вести документацию, поэтому дайте ему что-то вроде клички, – равнодушно посоветовал штандартенфюрер СС.

Процедура была скучна для него и даже несколько унизительна несмотря на личный приказ Крафта, а потому Майер торопился покинуть мрачный душный подвал и вернуться к документам наверху. Ему было поручено лишь проводить доктора к подопытному. Он выполнил свою задачу и, сухо поклонившись, больше статусу ученого, чем его личности, чеканным шагом вышел из помещения, оставив Ханса наедине с «мясом».

Хелльбек своим носовым платком осторожно вытер испарину с горячего лба юноши. У того, похоже, начался жар, все его тело сотрясала легкая дрожь, губы нервно кривились, обнажая белые крепкие зубы. Из уголка рта стекала тонкая струйка крови. Пятна засохшей крови виднелись и на груди.

– Ты сильный, здоровый, ты справишься. Ты сейчас больше нужен мне, а не им. Я назову тебя Хати. Теперь ты тоже волк, обреченный на вечные муки. Но, может, тебе повезет чуточку больше и ты все же когда-нибудь поймаешь свою Небесную возлюбленную… свою Луну. Поймаешь и уже не позволишь ей ускользнуть, она станет твоей Луной. И уже никогда не покинет.

Я хочу верить, Хати… Хочу верить в тебя, потому что все мои прежние веры потерпели чудовищный крах. Мир красоты и человечности, воспетый Гейне, рушится на наших глазах, мы превратились в ненасытных чудовищ, нам всего мало.