Регина Грез - Волк

Катя с трудом сдерживала слезы. На какое-то время с обеих сторон в трубке стало тихо. Потом Катя услышала тяжелый вздох Веры Анатольевны.

— Катя, если тебе правда с ним тяжело, не жди долго. Лучше сразу все оборвать, пусть больно, но, зато, потом не будешь всю жизнь мучиться… как я. Ты у меня умная девочка, хорошая, добрая. Ты еще встретишь своего мужчину, обязательно встретишь. И узнаешь сразу, сердцем почувствуешь, что он — для тебя. И не будешь даже загадывать, что там дальше, как оно все сложится у вас, просто обнимет он тебя, и ты все поймешь.

— Мама, а у тебя было так?

Вера Анатольевна помолчала немного, а потом сказала просто:

— Было, доченька, теперь знаю, что было…

— И не с папой?

— Нет, хотя, тогда уже и ты у нас родилась. Знакомый один в гости заходил, да все старался попасть, когда Николая Иваныча не было дома, стихи мне читал свои. Называл белой лебедушкой, русалочкой… Уехать с ним звал, ох, далеко, Катя, звал — на Байкал. Побоялась…

— А я как же? — не удержалась Катя.

— А тебя бы мы с собой взяли! Вася так сразу и сказал мне, мол, не то, что с одной, с двумя бы детьми тебя взял, а вот с тремя бы еще подумал… Славный был парень. Верно, и правда, меня любил.

— А ты его… тоже?

— Тоже, Катя, тоже…

— И что ж тогда не поехала с ним?

— Да, вот подумала, а что люди скажут. А вдруг, да не привыкну на новом месте, а вдруг к тебе будет худо относиться, а уж тебя доченька, я всегда больше жизни любила, ты знаешь.

— Знаю, мамочка! Милая моя, я скоро приеду, вот улажу кое-какие дела, у нас тут проверка намечается, думаю к майским выходным уже буду свободна. Скоро увидимся, не грусти, обо всем поговорим, моя родная.

— Катюша, ты не торопись…

Вскоре девушка положила трубку, вытерла слезы и принялась готовить Антону роскошный ужин, который муж, правда, не оценил, сказав, что только что вернулся из ресторана, где праздновали чей-то юбилей. Катя была рада и этой скупой информации, как-никак после недели «молчания» супруг снизошел до разговора с ней.

А через неделю вдруг позвонил Николай Иванович и каким-то виноватым тоном сообщил Кате, что ее мама находится в больнице в тяжелом состоянии, в связи с чем требуется немедленное Катино присутствие в Тюмени.

Уже через пару часов Антон сам отвез девушку в аэропорт и довольно нежно простился с супругой, после чего уехал домой. Пройдя регистрацию на вылет, Катя нервно ходила кругами по залу ожидания вылета, но вдруг объявили задержку рейса в связи с обнаружением неисправности самолета. Прошло более часа, когда Катя прослушала сообщение о том, что шестичасовой рейс на Тюмень и вовсе отменен. Потолкавшись у кассы, девушка узнала, что билеты на ближайшие рейсы также раскуплены и смогла приобрести билет лишь на утро. Оставаться в аэропорту не было смысла. Катя взяла такси и поехала обратно домой.

Ей почему-то даже не пришло в голову позвонить Антону, все мысли занимала Вера Анатольевна. Была почти полночь, когда уставшая, измученная девушка добралась до квартиры супруга. Стараясь действовать тихо, чтобы не будить мужа, Катя открыла двери своими ключами и, не зажигая свет, сняла верхнюю одежду в прихожей. К некоторому удивлению девушки, в спальне Антона горел приглушенный свет, из-за полуоткрытой двери доносилась томная мелодия.

В квартире пахло чужими терпкими духами и ароматическими палочками. В первое время после свадьбы Антон часто зажигал их перед тем как начать долгую любовную прелюдию, к концу которой Катя обычно чувствовала головную боль и хотела только поскорее уснуть.

Остановившись у порога комнаты, Катя постаралась сосредоточиться на своем дыхании, успокоить неровно бьющееся сердце, а потом девушка услышала из-за двери ласковый приглушенный голос Антона.

— Вот так, сладенькая моя, ты все делаешь правильно, детка. Умница! У тебя сегодня получается лучше. Ты хорошая ученица, и папочка, возможно, даже тебя не накажет.

На ватных ногах Катя переступила порог комнаты и в немом изумлении уставилась на их с Антоном общую постель. Драгоценный супруг сидел абсолютно голый, опираясь спиной на подушки, прижатые к высокому изголовью, а между его разведенных ног, стояла на четвереньках обнаженная пышнотелая девица. Руки этой самой девицы были почему-то стянуты сзади ремнем, а лицо располагалось в области паха Антона.

Катя судорожно глотнула и вышла из комнаты. В голове девушки было совершенно пусто, она включила свет в кухне и, налив себе стакан отфильтрованной воды, стала пить ее маленькими глоточками. «Нет в мире сильнее боли, умерла бы я лучше, что ли…» Только у Асадова эти слова говорит мужчина, заставший жену на кухне «целующейся с другим». Катя любила поэзию…