Ирина Лещенко - Длинные тени лжи [СИ]

Миккел при виде нагруженной меня просиял почище бюста императора перед ежегодным визитом магконтроля, отполированного магией, тряпочкой и слезами того бедолаги, чье дежурство выпадало на роковую ночь. Сцапав кусок сыра и детально рассмотрев четкий отпечаток неизвестно чьих зубов, парень вгрызся в подозрительную даже на мой непритязательный взгляд пищу. Осчастливив его остальной провизией, я рухнула обратно на стул и с хрустом потянулась.

Бесконечно откладываемые отчеты по зафиксированным жалобам горожан разрослись так, что погребли под собой наши два стола без остатка и скоро придавили бы и нас, поэтому безобразие было решено ликвидировать как можно скорее.

Вяло перебирая бумажки и перетасовывая из по папкам с пометками «Хрень», «Состав преступления отсутствует» и «Начато дело за номером №», я вяло мечтала о небольшом отпуске и зевала так отчаянно, что челюсть подозрительно похрустывала. Миккел обрел второе дыхание и сопел подозрительно бодро, да и шуршал интенсивнее. Глаза слезились.

— Мик, разбуди меня через час, будь лапой. — попросила я вполголоса, носом падая на стопку бумаги. Дождавшись согласного мычания, я закрыла глаза и провалилась в темноту.

Один и тот же сон, раз за разом. Стоит устать, как собака, приболеть или расстроиться, как снова выплывают стены моей детской.

Бледно-розовая ткань по стенам, украшенная тонкой белой вышивкой и мелким жемчугом. Хрупкая белая мебель, узорчатая, ажурная — я, во взрослом своем теле, едва помещаюсь в эти кукольные креслица. На полу, возле окна, сидит девчонка, освещенная потоком солнечного света. Пружинки волос подсвечены солнцем, на тонком носу веснушки. Как мы пытались их отскрести, сколько нам было, семь, восемь?.. яркие голубые глаза смотрят на меня задумчиво, с прищуром.

— Летта. — голос у меня детский, срывающийся.

Девчонка улыбается.

— Ты выросла, а я — нет. — произносит она наконец, пальцами проводя по рыжим кудрям, разделяя их на пряди. Волосы выпрямляются под ее рукой, чтобы через секунду бессильным рыжим дождем посыпаться на колени, укрытые подолом коричневой юбки, и на деревянный темный пол.

Голубые глаза смотрят в упор. По щекам расползаются алые спирали, кровь капает густыми, крупными каплями.

— А ты ничего не сделала.

Горло перехватывает. А что я могла сделать, что? Я и сама была еще ребенком…

Взмахнув руками, я опрокидываюсь и лечу вниз.

Падаю на пол, под стол. Стул летит в сторону. Сверху меня накрывает шелестящим потоком, и первые секунды я никак не могу понять, где я и что на меня валится, испуганно замираю.

Миккел заглядывает через стол, стучит по столешнице.

— Хони, ты живая?

Но сквозь его голос слышится едва слышное «ничего не сделала…»

С рассветом я послала всю работу Карающему в задницу и отправилась домой отсыпаться. От Управления — серой коробки, узкой, как гроб, стоящей в низине на Мануфактурной улице, на которой ни одной мануфактуры уже лет десять как не было, до моей скромной съемной берлоги было полчаса пешей прогулки.

Пробираясь через наглухо заросший сад разрушенного поместья, я щурилась на едва выглянувший краешек солнца, спотыкалась на каждой попутной кочке и мечтала о личном экипаже, дворецком и прочих прелестях жизни, которые так опрометчиво отбросила, сбежав в Йоннри.

Мечты потянули за собой воспоминания о родительском доме, от которых я сморщилась, как от зубной боли, и даже зевать на некоторое время прекратила.

Кое-как вытащив ключи — связка завалилась в дырку кармана и провалилась за подкладку, я открыла дверь парадной, ни разу даже не выругавшись вслух (исключительно от усталости) и нос к носу столкнулась с леди Арденн, моей домовладелицей.

Леди смерила меня неодобрительным взглядом, поджала тонкие губы и посторонилась.

— Тяжелая ночь, почтенная леди детектив? — елейным голосом вопросила дама, обмахиваясь изящным веером. Пушистые перышки, украшающие шляпку, укоряюще качнулись туда-сюда.

— Лучше тяжелая ночь, чем круглосуточная тоска. — я разулыбалась так, что кожа на щеках отчетливо затрещала.

— Откуда вам знать о утонченных развлечениях, детектив Моро. — вместе с медом с леди капал яд. Проводив взглядом изрядно потрепанный подол веселенького полосатого платья, я сдержала порыв на этот подол плюнуть, хмыкнула и полезла взбираться на свой чердак.

Снимала я помещение под крышей года три, и все три года оттачивала мастерство словесной драки с леди Арденн. Несмотря на мерзкий характер, одинокую, обедневшую аристократку мне было немного жаль, поэтому серьезно я ее никогда не обижала, превращая пикировки в дежурный обмен шпильками.