– Не получается? – сочувственно уточнила Клара.
– Ведьма, говорят, что в транс лучше всего входить под шаманские песни, – припомнил Ботаник. – Хочешь, споем?
– Вы еще спляшите, – буркнула я.
– Я знаю, что делать! – Клара от радости хлопнула в ладоши. – Ударим ее по голове!
Надеюсь, она советовала не по собственному опыту.
– Думаешь, поможет? – вполне серьезно спросил Ботаник и даже начал оглядываться в поисках удобной биты. По всему выходило, что огреть меня можно было исключительно стулом.
– Думаю, что после этого спасать станет некого! – вызверилась я. – Возьмите папеля и выйдите в коридор!
Как ни странно, спорить они не стали. Кое-как выловили рейнсверскую болонку и тихонечко закрыли за собой дверь. Я снова уселась, поерзала на стуле, на всякий случай почесала спину – заранее, так сказать, но сиденье вдруг показалось неудобным. В общем, сделала кучу суетливых движений, совершенно не приблизивших меня к вожделенному раздвоению. Пришлось встать, чтобы ничего не отвлекало от вхождения в транс. Я прикрыла глаза и мысленно внушительным голосом приказала: «Вытолкни!»
Слово «тетива» не сработало. По всей видимости, внушение на подсознание не действовало. Возможно, следовало подобрать какой-нибудь другой «выстреливающий» приказ.
– Пни! – провозгласила громко, зачем-то задирая кулак с мелом над головой, словно рассчитывала подскочить, как пружинистый папель, и проломить собою потолок. – Выгони! Возношусь! Ботинок!
Божечки, при чем здесь ботинок?
Дверь приоткрылась, заглянул Ботаник:
– Звала?
– Если ты не ботинок, то поди вон! – огрызнулась я.
– Спроси ее, может, все-таки по голове стукнуть? – из коридора громко зашептала пифия. – Я готова, если что…
Не сомневаюсь, что с моим «везением» после дружеского удара по макушке сама превращусь в прорицательницу и начну одаривать ценными советами всех, кто готов им внимать. Или же просто до конца жизни останусь смеющейся без причины дурочкой.
Поймав выразительно-недобрый взгляд, Флемминг быстренько втянулся в коридор. За неплотно прикрытой дверью прозвучал его голос:
– Лучше ее не злить.
«Вот именно! Не бесите добрую колдунью, иначе она превратится в злую ведьму!» – раздосадованно подумала я… и с этой мыслью влетела в подземелье Дартмурта. Видимо, с самого начала стоило не расслабляться, а приходить в страшное раздражение.
На каменном полу горела магическая лампа, но тусклое мерцание не справлялось с густой наступающей темнотой. В островке света стояла вся команда, кроме Коэла. По всей видимости, его на разговор не позвали. Обстановка казалась гнетущей. Похоже, ребята спорили, возможно, сильно ругались, и я переместилась в тот момент, когда в разговоре наступила долгая тяжелая пауза.
Их застывшие в напряженных позах фигуры окружали световые контуры: яркий и радужный у Илая, ровный и четкий у Бади. Свечение Тильды выглядело тоньше, тусклее, а у Дживса оно было практически незаметно.
Я не стала терять время – до друзей не достучаться, а кусочек мела начал крошиться прямо в руке. Не придумав других вариантов, решила начертать послание на полу, но едва начала выводить литеры, как Дживс прервал затянувшееся молчание:
– Форстад, скажу тебе честно: предложи мне кто-нибудь смотаться отсюда, я в тот же день собрал бы дорожной сундук. Уверен, Эден свалила.
– Ты не знаешь Ведьму, – возразила Тильда. – Она никогда не уедет в Эртонию. Она ненавидит эртонский язык.
– Железный аргумент, – язвительно прокомментировал Дин. – То есть, если она не знает эртонский язык, значит, заперта в лабиринте.
Не слушай, Аниса! У тебя есть дело поважнее. Но все-таки… какая же Дживс парнокопытная образина!
Мел на глазах крошился и таял, линии выходили нечеткие. И когда половинка грифеля превратилась в пыль, на полу растянулась неровная неразборчивая строчка, словно написанная неумелым ребенком: «Мы в замке, финал». Хотела, называется, оставить послание без двусмысленностей. Да лабиринт, нарисованный пифией на двери ректора, по сравнению с моим птичьим языком – гимн логике!
– Вы как знаете, а я умываю руки, – проговорил Дживс. – Мне никто не предлагал перевестись в академию за границей, поэтому очень не хочется вылететь из Дартмурта.
– Дин, я думал, что мы друзья, – проговорил Илай хрипловатым, словно сорванным голосом.
– Мы не друзья, Форстад. – Он нехорошо усмехнулся. – Я всего лишь сын твоего бывшего камердинера.
Читать дальше