Елена Звездная - Право первой ночи [СИ]

— Нет, направлять на северо-запад.

И едва Рэймонд отвлекся от меня, присутствующие, а их во дворе у нас оказалось не мало, решили обозначить свое присутствие.

— Что значит «мужчины расположатся во дворе моего же замка»? — вопросил один из старост. — Лорд Хеймсворд, вы говорите с мужчинами Вэллана, вы, правда, верите, что мы все будем отсиживаться за стенами крепости, пока вы тут будете развлекаться нехилым боем?

Но Правящий Кондор есть Правящий Кондор, это уже не был тот молодой лорд которого знала я, которого знали все мы, это был воин, причем явственно читалось, что этот воин был закаленным в сражениях.

— Уважаемый МакМиллан, в прошлый раз, когда гордые сыны Вэлланда гордо присоединились к нашему развлечению, нам пришлось похоронить всех. Абсолютно всех. У вас нет ни вооружения, ни навыка борьбы с демонами. А потому да, вы все соберетесь и расположитесь во дворе моего замка, под надеждой защитой крепостных стен. И можете не беспокоиться, на утро вас ждет более чем увлекательное действо — вам придется собирать по кускам как минимум треть присутствующих здесь сейчас солдат. Время. Учтите, каждая минута промедления, может стоить жизни вашим женщинам и детям!

И его послушались.

Когда говорят таким тоном, не послушаться сложно, но я…

Глядя на его лицо, в его глаза, как только Рэймонд посмотрел на меня, тихо спросила:

— А кем ты был, до того… как стал магом?

— Генерал-лейтенант военно-морских сил Алландии, — ответил он, с болью глядя на меня. — Получил повышение до генерала, после битвы на севере Вэллана. Я так мало успел рассказать о себе, да?

— Да, — прошептала я.

Он улыбнулся и тихо сказал:

— Скажу главное — я люблю тебя.

— Уже даже не знаю и за что, — пробормотала в ответ.

Заметное напряжение во взгляде и тихое:

— Любить нужно за что-то?

— Да, наверное, — до чего же глупости несла я тут, — к примеру мне есть за что влюбиться в тебя.

— За библиотеку? — догадался Рэймонд.

— Она того стоит! — возмутилась я.

Такая красивая улыбка, уже не изуродованная никакими шрамами, и почти насмешливое:

— Арити, моя Арити, у нее стоимость есть… а вот ты бесценна. И да — библиотека твоя. И она, и замок.

И взяв меня за плечи, Рэймонд отстранил от себя, уверенно, и безапелляционно. А кто-то другой, кто-то в алой форме Алландии, набросив на мои плечи плащ, указал на лошадь и произнес:

— Леди Аританна, прошу вас, нам следует поторопиться.

Леди? Уже леди?

— А как же твой отец? — не отвечая солдату, спросила я у целого генерала.

Рэймонд едва ли хотел отвечать на данный вопрос при всех, но наплевал на условности во имя сохранения времени, которое утекало стремительно, сказал:

— Маги и аристократия — уважаемы в королевстве. Но армия — опора власти. Я знал, что вернусь. Не сомневался ни на миг. Сомнения были лишь в том, что лорд Гордон, обязанный подчиняться моему отцу, не передаст тебе письмо. Маги не всесильны, Арити, армия — это сила. Я люблю тебя, моя леди, поспеши, пожалуйста.

И он ушел. Даже не скрывая того, как тяжело ему дался шаг от меня, еще один, как тяжело было развернуться и начать командовать теми, кто… его знал. Именно знал, это было заметно.

И усаживая меня коня, подсадивший меня солдат, с гордостью сказал:

— Вернулся! Тогда, после сражения на Севере, когда его калекой монстр сделал, думали все, не видать нам нашего генерала. А сегодня вот, вернулся! Ну да вы не переживайте, леди, тогда демон был здоровенный, рвал все на своем пути, а тут сразу на патруль нарвался, так что обойдемся без жертв среди мирного населения. Поспешите.

И он передал поводья коня моему брату Барту, а я, растерянная, ничего не понимающая, еще не успевшая что-либо понять, оглянулась на дом — волнуясь о маме, бабушке, папе и в этот момент сверкнула молния, а где-то в отдалении, зарокотал гром приближающейся бури, но молния…

Молния так, как умеют только молнии, на один краткий миг высветила все окружающее ярким белым светом, заставляя картинку отпечататься в сознании и в моем она отпечаталась.

Домом, спешно покидающими его родными и дубом.

Огромным дубом, что рос возле моего дома сколько я себя помню, и он рос там еще до моего рождения, могучий и великий, не тронутый топором, потому что отец, когда строил наш дом, не стал его рубить — добавил еще одну комнату, на изгибе, но дуб рубить не стал. Его в принципе никто никогда не рубил, кроме одного раза — когда буквально за ночь, у могучего дерева отсохла целая ветвь…