Сильвия Лайм - Сын кровавой луны

— Он что, пьет кровь? — поежилась девушка.

Элиас усмехнулся.

— Уже достаточно кровососов вокруг тебя, да, дорогая?

— Нет, я не это имела… — спохватилась Мелания, но тут же покраснела, заметив, что мужчина смеется. — Элиас! Проклятье! Знаешь что? Иногда тебе было бы неплохо держать язык за зубами…

— Если за твоими зубами, то я только за, — шепнул он и, вдруг склонившись, коснулся ее губ, начисто лишив желания возмущаться.

Некромантку вновь окутал его родной свежий можжевеловый аромат, а белоснежные распущенные волосы упали вперед, коснувшись ее лица. Девушка мгновенно успокоилась и улыбнулась, а вампир продолжил:

— Этот цветок питается Тьмой. И лучше всего растет по ночам.

— Вот как? — изумилась Мелания.

Элиас кивнул.

— Но если окропить его бутон несколькими каплями крови, когда он будет цвести, то лепестки начнут светиться.

— Удивительно, — ахнула некромантка.

— Да, очень необычное растение, — согласился вампир, но девушка его перебила:

— Нет! Удивительно то, что Мирас догадался о мечте мамы. Последний год у нее завяли все цветы, кроме кактусов. Она то и дело забывала их поливать, а от Тьмы, поселившейся в ее теле, они чахли окончательно. Это ее очень расстраивало…

Элиас улыбнулся.

— Значит, этот цветок у нее уже не завянет, — негромко ответил он, а затем, взяв девушку за локоть, кивнул в другую сторону зала, где сквозь широкие двери начали завозить огромный торт для ее брата. Торт с одиннадцатью свечами.

Как в ее сне…

Мелания улыбнулась, ощутив, как на короткий момент глаза стали влажными от сжимающего сердце счастья.

Все-таки сбылось…

— Мелания, пойдем! — откуда ни возьмись выскочил Маркус и, схватив ее за руку, потащил к центру зала.

Однако до самого торта они так и не добежали. Маркус остановился где-то посередине широкого пространства, забитого людьми, прижался к какой-то колонне и тяжело вздохнул. А затем вдруг посмотрел на Меланию, и в его глазах она на миг увидела знакомые проблески страха.

Ее сердце болезненно дернулось, словно в него вонзили что-то острое. Некромантка сжала руку брата, молча ожидая, что же он хотел ей сказать.

Она понимала, что его дурные воспоминания не исчезнут так быстро, но в ее силах было сделать все возможное, чтобы помочь. Главное — понять, что больше всего его тревожило.

Секунды утекали одна за другой, рядом с тортом столпились гости, клоуны и детишки, и все глядели в разные стороны в поисках именинника. А он стоял за колонной и не мог сделать и шага вперед.

— Ты можешь сказать мне то, что тебя тревожит, — тихо проговорила некромантка. — Я знаю, что меня не было рядом весь последний год твоей жизни, и вряд ли ты сейчас доверяешь мне…

— Знаешь, — проговорил он вдруг, и Мелания снова увидела перед собой не наивное лицо ребенка, а хмурое лицо человека, который повзрослел слишком рано. — Хуже всего было то, что я ничего не мог сделать. Все то время, что я находился в том кормилище, я не мог… ничего.

— Но это нормально, — попробовала успокоить его Мелания, но он ее перебил:

— Нет. Я мог бы попытаться сбежать, мог попытаться дать отпор. Драться, пока меня не убьют. Но не позволять им…

Он вдруг скривился, а Мелания сжала кулаки.

— Над теми, кто пользовался кормилищем, состоится суд детей ночи, — мрачно проговорила она. — Тебе не стоит об этом думать.

— Но я не могу! — воскликнул он, повернулся к ней и сам сжал ее руку. — Там, в замке, ты сумела дать отпор. Ты дралась до последнего, готовая к тому, что тебя убьют. А я… просто испугался… Испугался, понимаешь?!

В этот момент Мелания повернулась к брату, обняла его и с силой прижала к себе. В первый момент он пытался сопротивляться, но почти сразу обмяк и тоже обнял ее в ответ.

— Дело не в том, что ты испугался, — ответила она тихо. — Мне тоже было страшно. Очень сильно. Каждое мгновение. Но когда начинается бой, ты понимаешь, что если позволишь слабости взять верх, кто-то умрет. Страшно, когда этот кто-то — ты. Но многократно страшнее, когда это кто-то из твоих друзей, знакомых. Или самых близких и родных. И тогда ты просто бьешь. Бьешь до последнего вздоха. До последнего дыхания врага. Потому что либо ты заберешь их жизни, либо они заберут у тебя самое дорогое. Тех, без чьего дыхания ты в тот же миг превратишься в пепел. И все уже потеряет смысл.

Маркус замер, внимательно прислушиваясь к тому, что говорит сестра. На его лице застыло напряженное, тяжелое выражение.

— Страх за себя не придает сил, — продолжала девушка. — А вот страх за близкого — другое дело. Тебе просто было не за кого сражаться, Маркус. Иначе ты поступил бы, как я. И как Элиас…