Делия Росси - Сиделка

«Давай, парень, ты не можешь меня подвести! Потерпи еще немного!»

Наконец, последний стежок — и можно было немного расслабиться.

— Ну вот, а ты говорила, не выдержит, — довольно сказал Папаша Дюк, глядя, как я накладываю повязку.

— Ему еще предстоит ночь пережить, — остудила я излишний оптимизм хозяина гостиницы.

— Переживет, куда он денется, — хмыкнул Папаша Дюк. — Устала? — он заботливо погладил меня по голове.

— Да нет.

Я пожала плечами и принялась мыть руки. Мне трудно было судить о степени собственной усталости. Ну да, есть немного. Но это нормально, учитывая, что я толком не спала.

— Я позову Бетси, она посидит с раненым, а ты иди, отдыхай, — подавая мне чистое полотенце, распорядился Папаша Дюк.

— Нужно следить, чтобы больной не сбил повязку. И напоить его вот этой настойкой, как только он очнется.

Я достала из сумки бутыль с касильской микстурой и поставила ее на стол.

— Пять капель на ложку воды, — напомнила хозяину гостиницы. — И пусть пока не дает ему много пить, только губы смачивает.

— Не переживай, Бетси не впервой твои указания выполнять, — хмыкнул Папаша Дюк. — Справится.

Я кивнула, взяла свою сумку и, перед тем как уйти, бросила на раненого последний взгляд.

Лицо мужчины было все таким же бледным.

— Интересно, как он здесь оказался? — вслух подумала я. — Плащ недешевый, да и сюртук бархатный. Судя по всему, у парня есть деньги.

Я рассматривала дорогую одежду, и душу одолевали смутные сомнения. Простые люди так не одеваются. Большинство дартов носят купленные в магазинах готовые вещи, а позволить себе «старый стиль» могут либо аристократы, либо нувориши. Но что им делать на Карстерс-роуд, в самом бедном районе столицы?

— Вот очнется, тогда и узнаем, — откликнулся Папаша Дюк. — Может, еще и отблагодарит.

— Не знаю, — задумчиво протянула в ответ. — Как бы у нас из-за него неприятностей не вышло. С богатыми только свяжись…

Я легонько покачала головой и потянула на себя дверь.

Остаток ночи я провела, ворочаясь на узкой кровати и тщетно пытаясь уснуть. В голову лезли всякие надоедливые мысли. Работа, безденежье, подкрадывающиеся холода, отсутствие теплой одежды…

Измучившись, я поднялась с первыми лучами солнца и принялась приводить себя в порядок. Это было моим вторым незыблемым жизненным правилом — что бы ни случилось, выглядеть нужно так, будто у тебя все отлично.

Застегнув блузку, я одобрительно оглядела в зеркале свое отражение и, бросив взгляд на часы, поспешила вниз.

В общем зале было тихо. В низкие окна проникал хмурый свет осеннего утра, сонная Тильда, позевывая, растапливала камин, за конторкой дремал мальчишка-портье.

— Проснулась уже? — вскинула на меня взгляд подавальщица. Она чиркнула кресалом и подожгла тонкие щепки. — Чего это ты так рано?

— Не спится.

Я подошла ближе и завороженно уставилась на огонь. Мне всегда нравилось наблюдать, как медленно разгорается пламя, какими робкими поначалу кажутся его языки, как потрескивают поленья и как ярко вспыхивают, сдаваясь под натиском огня.

— Бетси еще внизу?

— Вроде бы. Ей-то что? Сиди себе, ничего не делай. Не работа — удовольствие.

Тильда сердито фыркнула и распрямилась. Если Тиль дать повод, она будет долго расписывать недостатки сменщицы. Не знаю, что послужило причиной, но обе работницы Папаши Дюка терпеть друг друга не могли и не упускали случая пожаловаться на соперницу.

Я знала об этой старой вражде, поэтому постаралась незаметно улизнуть.

— Пойду проверю, как там раненый, — быстренько развернувшись, я направилась к подвальной двери.

— И скажи этой бездельнице, чтобы она оторвала свой зад от стула и шла работать, — крикнула мне вслед Тильда. — Я за нее полы мыть не буду.

Я молча кивнула и поторопилась спуститься.

— Доброе утро, Кейт, — поприветствовала меня полненькая, румяная Бетси. Ее добродушное лицо просияло улыбкой.

— Как больной? В себя не приходил?

— Часа два назад очнулся, я дала ему настойку, и он сразу снова уснул, — отчиталась Бет.

— Жара не было?

Я подошла к раненому и прикоснулась к его лбу. Кожа казалась прохладной. Это было хорошо. И лицо больше не выглядело пугающе бледным. В тусклом свете, падающем из узких окошек, я разглядела слабый румянец, пробивающийся на щеках мужчины.

— Нет. И не буянил он. Лежал ровнехонько, как положено. Очнулся, глазами так обвел все и на меня уставился. А потом спрашивает: «Где я?» Ну, я ему и сказала, что в гостинице. И настойку дала. Тут он и отключился.